Дарья Куприянова - У каждого своя пицца. История одного проданного паспорта

– У тебя на футболке Гомер Симпсон, – вдруг сказала богиня, откидывая тонкими кофейными пальцами с лица черную макаронину. – Мне он тоже нравится. Хотя сама я гораздо больше похожа на Лиз.

Мир погас. Ровным огнем церковной свечи горела в окружившей меня тьме фигура богини с темными шпинатовыми аморини вместо волос и застывшим капуччино нежнейшей пенки вместо кожи. Она улыбалась мне своими черными губами, а меж сгустков вокзальной грязи проглядывали розовые краешки её ступней.

Я понял, что безнадежно влюбился.

Её звали Амар – «любовь» по-португальски. Она родилась в Кракове, мать её была португальской художницей, отец – бухгалтером из Непала. Её спутника звали Штефаном, он считал себя обедневшим румынским бароном, хотя и провел большую часть своей жизни, шатаясь лабиринтами аккуратных трущоб Брашова. Оба они были бродячими музыкантами, временно осевшими в Одессе.

– Здесь пахнет рыбой и свободой, мокрыми каменными атлантами и гордыми кошками! Я пока не готова оставить этот город! – объясняла Амар.

Никогда не думал, что черные глаза могут лучиться таким теплым светом.

– А я пока не готов оставить Амар, – пожал костлявыми плечами длинный Штефан. – Кстати, друг. А тебя-то как зовут?

Что отвечать на этот вопрос, я пока не думал. Поэтому сказал честно:

– Никак. Час назад я продал свою личность вместе с именем, биографией и всеми вещами. Так что я – никто.

Амар и Штефан восхищенно переглянулись.

– Как, совсем продал?!

– Ну, не совсем. На две недели. Это что-то вроде эксперимента. Попытка понять, кто я.

– Без имени жить нельзя, – авторитетно заявил Штефан. – Духи в иной мир заберут.

– Именно! Тебе срочно нужно имя! – подтвердила Амар, отчаянно жестикулируя. – Сейчас, сейчас… Думай, голова!

Они оба застыли, расставляя сети на случайные гениальные мысли. Я стоял рядом, чесал локоть и не знал, куда себя деть.

– Может, у тебя есть пожелания? – оторвалась от охоты Амар. – Ты же можешь стать кем захочешь! Ты можешь зваться Ветер! Или Океан! Или Истина!

– Или Тигр!

– Или Защитник!

– Или Монарх!

– Кофе!

– Сила!

– Благоразумие!

– Будда!

– Чак Норрис!

– Эй-эй! – на нас уже стали оглядываться люди. – Ребят, вас занесло. Мне ж потом с этим именем две недели ходить. Надо что-то человеческое, что в обществе говорить не стыдно и не странно.

– Ну, не брать же тебе обычное скучное имя, – возмутилась Амар. – Нужно что-то красивое и со смыслом, такое, что может определить твою судьбу и сделать её прекрасной. Ты познаёшь себя… Может, Алуно? Это «ученик» на португальском.

Я повторил имя, поперекатывал его во рту, как конфету-«стекляшку», чтобы распробовать.

– Как-то не очень.

– А как насчет Дорин? «Желанный» с румынского, – предложил Штефан.

Я покачал головой.

– Оби – «сердечный»?

– Думитру, «любящий землю»?

– Бокари, «подающий надежды»!

– Еуджен, «рожденный счастливым»?

– Вито, «победитель»?

– Джено, «фаворит»?

– Франко, «защитник»?

– А что насчет Симба? Это значит «лев» на хинди!

Мне ничего не нравилось.

– Тьфу! Знаешь, что тебе подойдет? «Адиса»! Это значит «сомневающийся»!

Я виновато посмотрел на Амар. Она тут же остыла.

– Хорошо. Я берегла это имя для первого сына, которого однажды рожу, но я согласна дать тебе его поносить. Но только на две недели! – черты лица Амар заострились, брови съехались в гримасу сосредоточенности. Она глубоко вздохнула. – Сальваторе. «Спаситель».

Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Амар воспринимала меня как сына. Да и спасать я никого не собирался. Так что я ответил со всей серьезностью, на какую был способен:

– Я не могу принять такой дар. Имя твоего сына должно достаться ему чистым.

Амар улыбнулась мне, облегченно и благодарно.

Мне было страшно думать о том, на какую жертву она была готова ради первого встречного. Поэтому я решил не думать об этом.

– Хорошо, а если так? – задумчиво продолжил Штефан, – Ты сказал, что ты теперь никто. Может, мы просто переведем это слово? Так, посмотрим. Ноубоди. Ниеманд. Нимень.

– Нинге. Никдо, – продолжила за ним Амар. – Хакуна. Койнахи. Окьян.

– Не знаю… – я окончательно растерялся, – Хотя мне не знакомы эти языки, но я как-то чувствую, что меня называют «никем». Немного обидно ощущать это.

– А как насчет Немо? – предположила Амар после недолгих раздумий, – Как капитан Немо. Вы с ним похожи. Только он «умер для всего мира», а ты родился, он отрицал этот мир и потому отказался от всего, что мир дал ему, включая имя, а ты отказался от имени, чтобы этот мир познать.