– Как ты, mon coeur 3 3 Здесь и далее в обращениях ласковые словечки вроде «моя сердечко», «любовь моя».
? Как прошел день? Ты съездила в агентство?
– Все отлично. Я подписала с ними договор. Они дали мне путеводитель вин. Надо сделать до следующей пятницы.
– Ого, ты теперь будешь разбираться в винах лучше меня!
– Вряд ли это возможно. А как ты? Где ты находишься?
– В аэропорту Шарль де Голль. Мой самолет вылетает через час.
– Когда ты будешь в Сиднее?
– Через десять часов после вылета. Ты знаешь, у меня какое-то неприятное предчувствие. Не хочется лететь туда.
– А отказаться нельзя?
– К сожалению нет. У меня важная встреча завтра в обед. От нее много что зависит. Впрочем, это наверно не предчувствие, я просто устал, и мне хочется к тебе, а не в Сидней.
– Может, еще не поздно поменять билет? Я купила туристический справочник по Риге. Узнала столько нового.
– Значит, у меня будет отличный гид! Я тебе обещаю, любовь моя, что сразу же после Австралии я прилечу в Ригу. Я уже смотрел билеты, нашел прямой рейс из Парижа. Мне так хочется, наконец-то тебя увидеть.
– Мне тоже. Очень, очень.
– Мне так понравилась фотография, которую ты мне прислала вчера. Как ты угадала, что мне нравится красное белье…
Я закрываю поплотнее дверь в комнату. Мама, конечно, не понимает по-французски, но даже по моей интонации можно догадаться, что обсуждаем мы не доказательство теоремы Ферма. В конце сорокаминутной беседы Лоран шепчет в трубку, что любит меня.
– Что бы не случилось, помни об этом, – просит он.
– А что может случиться? – волнуюсь я.
– Ничего. Ничего не случится. Целую тебя.
Я целую трубку и нажимаю отбой. Через две недели я его увижу! Я смогу, наконец-то, прижаться к нему и поцеловать его по-настоящему! Мама нарочито громко шуршит газетами. Я выхожу на кухню, стараясь не демонстрировать открыто своей радости. Но маму так просто не проведешь.
– Ишь вся светится прямо! – замечает она с упреком.
– Чем закончилась Пушкарева? – интересуюсь я нейтрально.
– Как всегда ничем. Скажи лучше, чем тебя так порадовал этот твой неизвестный француз?
– Между прочим, у него есть имя.
– Эти нерусские имена невозможно запомнить. Баран что ли?
– Ло-ран, мама, Лоран!
– Один черт. Вообще не нравится мне он. Мужчина должен быть немного красивее обезьяны. А этот! Прямо актер какой-то. Ты вообще уверена, что это его фотография?
– Уверена, мама. Я не одну фотографию видела, у меня целый альбом. И вообще он скоро приедет, ты сама во всем убедишься.
– Да, неужели! Опять, небось, обманет.
Мое хорошее настроение в неравной борьбе с натиском маминого пессимизма начинает заметно сдавать позиции.
– Все, я пошла спать, – ретируюсь я в надежде сохранить хотя бы его остатки.
– Почти тридцатник девке, а она вместо того, чтобы найти нормального работящего парня, тешет себя несбыточными мечтами о каком-то французе. Да, зачем ты нужна-то этому французу? У него, что в Париже своих француженок нет? – кричит мне в след добрая родительница.
Остатки хорошего настроения окончательно улетучиваются. Перед тем как лечь спать, я долго смотрю на мониторе фотографии Лорана. Он прислал мне несколько профессиональных фото – черно-белые и цветные портреты, на которых он действительно напоминает какого-нибудь красавчика-актера, а вслед за ними снимки из жизни, с вечеринок, поездок, ресторанов. Я смотрю на него, и по всему моему телу пробегает жаркая волна. Скорее бы уже увидеть его. Скорее бы. Мобильный дергается и пищит сообщением. «Моя любовь, я уже в самолете. Отключаю телефон. Позвоню по приезду. Целую». Я засыпаю с аппаратом в руке.
На следующий день я с самого утра берусь за вина. Перевод оказывает несложный, всюду идут повторения. Полу-сладкое, столовое, с фруктовым привкусом… Пока мои пальцы печатают переведенный текст, мозг прокручивает ленту воспоминаний. В университетские годы мы с подружками в парке на скамейке пытаемся откупорить бутылку недорогого вина, купленного в складчину. Штопора в наличии естественно не имеется; из подручных инструментов у нас только карандаш и зонт. Хохоча, мы долбим рукояткой зонта по карандашу, который неохотно толкает пробку внутрь бутылки. Уступив этому совместному натиску, пробка, наконец, проскальзывает вовнутрь, увлекая за собой карандаш. Цель достигнута, мы пьем терпкое вино с привкусом карандашного грифеля, жизнь кажется прекрасной и многообещающей. Domaine de la Romanée Conti 1990 года, Romanée Conti красное вино, цена 16 190, 40 евро, отличается легким вкусом карандаша», набирают мои пальцы.
Читать дальше