Катя Райт - Папа

– Не понимал ни фига!

– А теперь что, понял?

– Отстань! У меня переходный возраст!

Мы ругались. Иногда несильно, но порой просто орали друг на друга.

Однажды мы с пацанами купили и выпили бутылку водки на четверых, и потом я, не очень-то трезвый, пришел домой. Андрей, ясное дело, с порога учуял запах и давай меня отчитывать. Я – в защиту.

– Чего ты меня учишь еще! – рявкнул после долгой перепалки. – У самого нет друзей, так не завидуй!

– Вот, значит, как ты заговорил, – хмыкнул как-то очень горько Андрей. Так горько, мать его, что я почти на вкус эту горечь почувствовал. – Я тебе деньги даю не на то, чтобы ты водку пил… – добавил он неосторожно, и мой пьяный язык зацепился тут же за его слова.

– Да и не давал бы! – крикнул я. – Столько лет не давал, и чего это начал вдруг! Мне тебе что, отчитываться?

– Я не прошу отчитываться… – попытался остудить кипящий спор Андрей.

– Вот и все! – бросил я. – Деньги он мне дает, что ты прям! То же мне…

Я хотел было уйти и громко хлопнуть дверью своей комнаты, чтобы продемонстрировать, насколько мне действительно не нужны были его деньги и вообще забота. Но Андрей схватил меня за руку, очень сильно, неосторожно, не рассчитав.

– Стой!

– Отпусти! – я вырвался. – Ты мне никто!

– Извини, Юр…

– Да пошел ты! Засунь свои извинения в задницу себе! Перед мамой извиняйся!

Я пьяный был, конечно, и нес черт знает что. Не думал я так, но с пьяного, да еще в переходном возрасте, что возьмешь. Однако Андрей в этом плане мужик – ничего не скажешь – все терпел.

– Протрезвей! – бросил он, но слова ударились о закрытую дверь моей комнаты. – Завтра поговорим, умник! Сам пожалеешь, что напился! Приползешь еще.

Он усмехнулся. Я рухнул на кровать. А потом наступило завтра. Вернее, сначала наступила ночь. Спал я недолго. Проснулся от отвратительной тошноты. Все мое содержимое грозилось вот-вот вырваться наружу. Я побежал в туалет. Да, пришлось прямо бежать, потому что то, что сидело у меня в желудке, ждать отказывалось. Меня вырвало один раз. Как-то очень легко отделался, – не успел подумать я, как меня вырвало снова. Потом еще чуть-чуть, пока ни остались одни только спазмы.

– Воды попей! – услышал я громкий голос Андрея, доносящийся из его спальни.

Вот же козел! Издевался еще! Я хотел ответить что-то обидное, но рвотные позывы прервали меня. Едва передвигая ноги, я прошел к кулеру, налил себе большой стакан воды, выпил залпом. Потом еще один. Потом снова побежал в туалет. Так плохо мне еще никогда не было. И вот только после всего этого наступило завтра. Тоже суровое. Хорошо, что суббота, но на это, вроде как, и был расчет. Или нет? Гордость моя спросонья казалась гораздо крепче головы, которая раскалывалась и гудела, и приятнее того, что обосновалось у меня во рту. Когда я сумел выползти из комнаты, на кухонном столе обнаружил горсть таблеток активированного угля, стакан воды и бумажку с издевательским смайликом. Вот же урод, все предвидел!

Андрей сидел на диване и что-то читал.

– Мне плохо, – протянул я, но вышел какой-то стон.

– Да что ты! – усмехнулся Андрей.

– Ну что ты издеваешься! – опять простонал я и по обыкновению называл его по имени.

– Папой слабо звать? – по обыкновению спросил он.

Андрей не настаивал и не давил, чтобы я называл его отцом, но порой вот так поддевал.

Я отрицательно замотал головой и почесал затылок. Мама бы убила меня, если бы увидела в таком виде.

– Противно, – пробурчал я.

– Вчера водку пить не противно было, – снова съязвил Андрей.

Вообще, Андрей нечасто читал мне нотации. Со временем у нас как будто сложились негласные правила. Он меня ни чему не учил, не претендовал на отцовские права, а я не укорял его за то, что он бросил нас с мамой. Он, конечно же, чувствовал вину и без моего участия, и его очень задевало, что я все время называл его только по имени. И я, конечно же, специально очень подчеркнуто, особенно на людях, называл его только по имени. Но именно в переходном возрасте у нас все чаще стали случаться серьезные разговоры и скандалы. Так было и на мой четырнадцатый день рождения. Я спросил, можно ли мне пригласить друзей и устроить вечеринку, а Андрей свалил бы куда-нибудь допоздна, и он согласился. Так причем, без условий. Почти. Согласился вообще даже на ночь уйти, чтобы не мешать. Только сказал, чтобы ничего не испортили, порядок чтобы я навел потом, и чтобы в его спальню никто не заходил. Иногда он бывал очень занудным и педантичным, особенно если дело касалось спальни или личных вещей.