Владимир Янковский - Пули для прокурора. Продолжение жесткого детектива

Мама, милая мама, есть и она у меня. Но с нас натянутые отношения почти десять лет, после того, как я впервые увиделась с отцом и волей-неволей осудила маму за ее развод с ним. Она мне не советчица. Бабуля? Она лучше всех из родственников понимает меня, именно к ней я привела Питера Кинга и представила как будущего мужа. Но в силу уже достаточно приличного возраста и склада ее собственной семейной жизни бабуля не сможет сейчас войти в мое положение. Начнет охать, ахать, разводить руками, – а мне нужен дельный совет.

Нет, в подробностях рассказать о своих американских приключениях, излить душу, спросить, что делать дальше я могу, пожалуй, только одному человеку – Виктории Васильевне Громовой. С прокурором Дзержинского района я подружилась более года назад, расследуя дело, получившее у меня кодовое название «Муж на час». Может ли прокурор, полковник юстиции сорока с лишним лет, имеющая взрослую дочь-адвоката и внука теперь уже шестилетнего возраста, любить и быть любимой? Как оказалось, может. Вместе с ней мы выручали от верной тюрьмы на пятнадцать лет моего соседа Евгения Николаевича Баева, мужчину по вызову, в которого до безумия влюбилась «железная леди». Не скрою, мне было легко работать тогда бок о бок с Викторией Васильевной. Настоящих убийц и заказчиков смерти Ларисы Васильевны Галкиной мы нашли относительно быстро. Баев от тюрьмы был спасен.

С тех пор я и потянулась к Виктории Васильевне. Годящаяся мне в матери – ее Иринка всего на год младше меня, Вика не отказывала в помощи в трудную минуту – с ее помощью я подошла к разгадке еще одного дела – «Аноним против всех», словом, на поддержку Громовой я могла рассчитывать всегда…

Такие мысли приходили мне в голову на борту «Боинга» американской авиакомпании «Дельта», выполнявшего рейс Нью-Йорк – Москва. Самолет заходил на посадку в аэропорту «Шереметьево». Вот когда меня охватило хорошо знакомое с детства щемящее чувство. Родина! Дома… Слава тебе, Господи! Нет, теперь я понимаю писателей, оказавшихся на чужбине после революции, замученных ностальгией… Конечно, до дома добираться еще несколько часов, наш город в восьмистах пятидесяти километрах от Москвы, я как раз успеваю на вечерний рейс в губернский С., но это уже Родина. Пусть бедная, разоренная, несчастная, с миллионами проблем, которые не понять в сытой и рациональной Америке, но это моя страна и вне ее я себя не мыслю.

В аэропорту моего города я очутилась уже морозным январским вечером. Нет, уставшая, потная, после почти суточного перелета, к Громовой явиться я не могла. Лишь позвонила, чтобы договориться о завтрашней встрече. По тону чувствовалось, что прокурор рада моему звонку:

– Надюша?! Наконец-то ты отыскалась! Когда прилетела? Только что? Ладно, сутки тебе на отсыпание, а завтра вечером к нам с Иришкой. Завтра ведь пятница? Так что с ночевкой, на весь уикенд. Ириша приготовит чего-нибудь вкусненького, посидим, поокаем. Ты, кстати, у нас еще ни разу не была, с тех пор, как мы с дочкой объединились. Да, теперь четырехкомнатная. В том же доме, где и раньше жила, только подъезд другой. Записывай номер квартиры…

Вечером следующего дня я подъехала к старой «сталинской» четырехэтажке на Советской улице. «Дом художников» – значилось на фронтоне верхнего этажа. В конце сороковых годов прошлого века власти распорядились построить специальный дом для членов Союза художников СССР, проживавших в нашем городе, – шла очередная компания заботы партии и правительства о творческой интеллигенции. Трехкомнатную квартиру в нем получил и Василий Громов с семьей – отец Виктории Васильевны, известный в то далекое советское время художник-соцреалист. Так что Вика провела в этом доме всю свою жизнь, от самого рождения.

Так, подъезд с железной дверью и кодовым замком. Хорошо, что код мне прокурор сообщила. Набираю 460, дверь распахивается, я без препятствий прохожу на второй, самый престижный этаж. Квартира 24. В ответ на звонок звучит грозный лай Графа – пятнистого королевского дога, любимца хозяек и незаменимого их стража. Стальная дверь распахивается, на пороге сама Виктория Васильевна с распростертыми объятиями:

– Заходи, заходи, американская жена!

– Иронизируешь, подруга?! – мы хохочем, обнимаемся, я прохожу в коридор. Навстречу с большим плюшевым мишкой в руках бежит шестилетний Антошка. Получив свою заветную шоколадку, он исчезает в детской. Мы же проходим по всей квартире, которую с гордостью показывает прокурор.