Михаил Корабельников - Три имени одного героя

В 1939 году отца переводят на работу в подмосковный Подольск, и туда переезжает семья. Мне было уже года два, и память подсказывает некоторые картины из той жизни. Да, совсем забыл сказать, что ровно за год до моего рождения родители, чтобы мне было не скучно, произвели на свет мою сестру Риту. Это был тот еще подарок. Рита была неугомонным ребенком, который всюду совал свой нос и стремился командовать. Была непослушна, за что ей часто доставалось от родителей. Единственным человеком, которого она слушалась и кого побаивалась, была мать. Риту довольно часто наказывали, ставили в угол. И если кто-то проходил в этот момент мимо, она восклицала: «Нельзя по поке Лику бити».

Когда началась война, Рита вместе со своей бабушкой по отцу Ривой отдыхала в Коропе. Немцы наступали. При всеобщей растерянности и суматохе бабушка Рива приняла единственно верное решение: ребенка надо немедленно вернуть домой к родителям. Когда они возвращались назад, немцы уже бомбили железную дорогу, и было по-настоящему страшно. Всем пассажирам поезда, но только не Рите: она и здесь не слушалась, пыталась командовать бабушкой. Бабушка, вернув Риту родителям, стала на нее жаловаться. Мать прикрикнула и потребовала, чтобы та перед бабушкой немедленно извинилась. И тогда Рита пролепетала скороговоркой:

– Прости меня, пожалуйста, бабуля, я больше так никогда не буду.

И тут же:

– Ух, как дам сейчас!

В противоположность сестре, как рассказывала мать, я был ребенком ласковым, более или менее послушным, и наказывать меня, даже за дело, рука не поднималась. Но однажды я таки показал свой характер. Как-то родители купили на рынке петуха и принесли его в корзине домой. Это было настоящее чудо. Петушок переливался всеми своими разноцветными перышками; у него был, – я это хорошо запомнил, – толстый красный гребень, короной украшавший его голову. Он позволял себя гладить, и я не отходил от него ни на шаг, потеряв интерес к окружающему. Родители с трудом уложили меня спать. На следующее утро, как только я проснулся, тут же отправился на кухню к своему петушку. И что я обнаружил? На столе лежало бездыханное тело петуха и рядом – его отрубленная голова. Со мной случилась истерика. Я был вне себя от ярости, я обзывал родителей всеми бранными словами, которые услышал неизвестно где, не понимая их значения, я требовал, чтобы они немедленно пришили петушку голову. Не помню, чем закончилась эта история, но все на свете кончается.

Мы жили в двух- или трехэтажном доме на втором или третьем этаже. У нас был балкон и две черепахи. А еще у нас была домработница Дуня, которая жалела меня больше всех, иногда – в ущерб моему здоровью. Но это известное дело: зрелые женщины больше тяготеют к мальчикам, нежели к девочкам, а девочки, в свою очередь, больше любят отцов, – конечно, если это достойные люди. Как-то я заболел дизентерией. Мать лечила меня и на исходе болезни прописала строгую диету. Я был все время голоден, и сердобольная няня Дуня тайком от матери подкармливала меня. Что было явно не на пользу моему здоровью.

Из первых детских впечатлений я еще запомнил, как мать взяла меня с собой на базар. Она держала меня за руку, пока я не вырвался и не побежал по тротуару сам. Но тут же меня настигло возмездие: споткнулся о камень, упал и так расшиб коленку, что матери пришлось возвращаться домой и зашивать ее. А я, зареванный, лежал на столе на сером байковом одеяле.

Отца я помню смутно. Он время от времени появлялся в доме, придя с работы. Меня подводили к нему и говорили, что это – мой папа. Он брал меня за руку, я задирал голову, так как в моих глазах это был очень большой дядя. Тогда он носил форму, похожую на военную: на нем был широкий поясной ремень и другие ремни. Тетя Оля мне потом сказала, что так одевались рабфаковцы. Вообще, судя по всему, отец был человеком молчаливым, в противоположность моей матери.

Предвоенное время было очень тревожным и непонятным. В стране царила шпиономания, то и дело арестовывали людей. Со стороны могло показаться, что эти аресты носили хаотичный характер и были непредсказуемы. На самом же деле, все было продумано и организовано: из социума выхватывали вполне определенные категории граждан, которые по тем или иным причинам не устраивали властвующую олигархию. После заключения в 1939 году пакта Молотова – Риббентропа стали активно арестовывать немцев – бежавших от Гитлера антифашистов. Одними из наших соседей была немецкая семья: муж и жена. Это были во всех отношениях люди достойные. Когда арестовали мужа, мои родители набрались храбрости пойти в НКВД, чтобы за него заступиться. Им быстро дали понять, что они ошиблись в своих соседях, многого не знают, и что лучше бы им в это дело не соваться. Этот их визит остался без последствий, а могло быть хуже. В то время мало кто решался на подобные поступки, наоборот, было много доносов со стороны «бдительных граждан». Родители тяжело переживали это время, особенно отец, который был членом партии и, как честный человек, не мог не ощущать свою ответственность за происходящее в стране. Мать говорила, что он «таял на глазах». Однако вскоре все точки над «i» расставила война.