Ксения Демиденко - Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…

Мне все норовили рассказать побольше сплетен, причем варианты у всех были свои. Единственной учительницей, которая создавала впечатление очень сурового, но серьезного педагога, была Жанна Григорьевна. Но я ее сначала боялась. Как мне не хотелось, но после тяжелого вторника я решила подойти к Жанне Григорьевне и тихо, как школьница, спросить, не согласиться ли она мне помочь дать характеристики детям 10-Б класса. Не предвидела, что она так быстро согласится:

– Берите их личные дела, через 20 минут я вас жду у себя в подсобке. Второй этаж возле актового зала, – ответила уставшим, но заинтересованным голосом.

Подсобка представляла собой образец « а ля бардак». По углам были расставлены большие плакаты, везде громоздились кучи книг. Дверцы шкафчиков почти не закрывались от обилия бумаги, которая торчала из всех щелей. Было такое ощущение, что все это добро вот – вот свалится на голову и создаст сплошную бумажную кучу, которая способна завалить и меня, и Жанну Григорьевну. Но, к моему великому удивлению, все это держалось, и, судя по всему, уже достаточно долго.

– Проходите, коллега. София Константиновна, если не ошибаюсь? Можно не при детях я вас буду называть Соней?

– Конечно, можно, – я осмотрелась. На небольшом столике стояла вазочка с печеньем, в кулечке рядом – конфеты, а в аккуратных чашках с цветочками налит чай. – Я извиняюсь, что отнимаю у вас время, – действительно было очень неудобно.

– Я не против, если кто-нибудь отнимет у меня это время. Проходите, садитесь. Попьем чай и поговорим. Нам есть о чем поговорить, – это был не тот холодно – мраморный тон, которым она одаривала всех учеников, это были теплые дружеские слова обыкновенной женщины.

Разговор с Жанной Григорьевной изменил мое отношение к этой женщине. Здесь, в этой подсобке, я почувствовала, что она одинокая. Она и сама рада была бы с кем – нибудь поговорить, только вот не с кем, поскольку лично создала вокруг себя такой барьер, что радости мало.

– Меня здесь все боятся, – призналась Жанна Григорьевна. – Я просто суровая и требовательная. Но ведь дисциплина – это основа. Неужели я не права?

– Конечно, правы. Но, как по мне, вы слишком суровы, – выпалила я и даже удивилась своей откровенности.

– Вы так считаете? А как сейчас учат в институте? Играть с детьми в демократию? Чтобы на голову взгромоздились? Они сейчас такие. Дал слабинку – имеешь мешок проблем.

– Нет. Просто относиться к ученикам как к личностям. На равных.

– Такого никогда нельзя допускать. Слышите? Учитель должен быть, как Бог. Он руководит. У него власть. И вы меня поймете. Ученики просто еще не успели вас достать до печенок, – констатировала факты Жанна Григорьевна.

– Вы о моем классе?

– О вашем. Сплошные изгои общества. Их собрали вместе, и это кубло змей портит репутацию школы. Хотя, что здесь портить – все и так испорчено.

– Почему?

– Такой контингент. Когда-то, лет пять назад, все было иначе. В классах обучалась часть детей из благополучных семей, а часть – из бандиковатых пьяньчужек. Теперь остались только неблагополучные. Район у нас плохой. Преимущественно работяги из общежитий, пьянь и неполные семьи. Что там может произрастать?

– А нормальные, как вы говорите, где?

– Нормальные? Через два квартала от нас открыли гимназию. Два иностранных языка, бассейн, фитобар и охрана. Статус и возможности. Нормальные семьи детей туда отдали. А мы подбираем всех, кого не берут в гимназию. Вот и имеем успеваемость плохую, бандитизм и прогулы – это не все вавки. А ваш класс, Соня, лидер в этом направлении, – она обреченно отпила чай из кружки и откровенно посмотрела мне в глаза.

– А почему вы не отправили своего сына в гимназию? Сами не ушли туда работать? – задала совсем наглый вопрос.

– Зарплата учителя – не разгонишься. Олега я воспитываю сама, муж погиб пять лет назад. А в гимназии каждый месяц нужно платить, и плюс взносы на то да другое. Мне предлагали туда идти работать, но здесь проработала больше 20 лет, прикипела к каждой стеночке, кабинету, вот к этой подсобке. Мой вам совет, пока не поздно, пока не затянула эта трясина, бегите отсюда. Вам, такой молодой и хорошенькой, грех портить нервы на этих ничтожеств. Это очень тяжелая ноша. И неблагодарная.

– А почему же сразу убегать? Вы мне обещали рассказать об этих детях, – схватилась я за спасательную ниточку.

– Хорошо. Читайте фамилии, а я буду рассказывать. Все, что знаю. А я много знаю.

Я открыла первую желтую папку и прочла: «Агеев Денис Максимович».