Юрий Михайлов - Полина

Не ври, Полина, не лицемерь. Ведь ты предполагала, что ее жизнь может именно так пойти? Да, почти уверена была в этом. Почему мальчика-еврея отпихнула? Почему никуда ее не отпускала: ни на этюды летом, ни на практику в художественную школу. Закрывались какими-то дурацкими справками… Ну, и чего добилась? Если не изменяет память… генерал у нее, пожалуй, седьмой будет. А что вы скажете инженеру из ДЭЗа? А вдруг с генералом все же что-то получится? Но никто не верит в это, и ты, в первую очередь. Ну, а все-таки, представь на секунду? Не можешь? Вот так-то! А теперь я сама себе могу сказать: «Пошла по рукам, Галка. Господи! Стыдно-то как…».

Полина заплакала, отшвырнула книгу: она чувствовала, как кровь подступает к рукам, что пройдет еще минута-другая и нестерпимый зуд начнет терзать ее. Она встала с шезлонга, быстро пошла, почти побежала в дом. Сорвала с себя одежду, выхватила из аптечки большой пластмассовый пузырек и стала натирать его содержимым руки, плечи, низ живота, ноги. На этот раз она успела предотвратить разрастающийся по всему телу нестерпимый зуд. Легла голая на диван, прикрыла полотенцем лицо и затихла.

Помогали и другие рецептурные средства, но они остались в Москве… «В общем, в психушку пора тебе, старая кляча», – думала Полина. Ей стало так жалко себя, что слезы снова сами по себе побежали из глаз. Она не останавливала их. В них было все: и неудовлетворенность собой, семейными отношениями, и ненасытность и желания пока еще сильного тела… И не затихающая боль по погибшему мужу… И неустроенность девчонок, особенно старшей дочери… И глупость ситуации, когда профессиональный редактор с тремя языками торгует бытовой парфюмерией…

Ее рука, гладившая тело, опустилась ниже живота… Она тихо постанывала, несколько раз вскрикнула и затихла. Во сне ей снилось, что она спит… Вдруг к ней прорвался чей-то далекий и знакомый голос:

– Полина, Галина, Любаша! Да, где вы? Я к вам, понимаешь, в гости, а найти никого не могу.

– Минуточку! – Полина вскочила с дивана и стала искать халат. Подняла его с пола, быстро надела, а сама думает: «Кого это, черт, принес на ночь глядя?» В комнату ввалился старый приятель мужа, бывший собкор агентства по арабским странам Тимур Сайфуллин. Он из каждой командировки привозил Павлу какие-то копеечные безделушки. Правда, иногда и раскошеливался: в их московской квартире висело несколько черных африканских масок, куда-то в ящики финской стенки Полина запрятала два красивых, украшенных серебром и золотом, кривых алжирских кинжала. Она боялась их и, чем старше становилась, тем дальше прятала это страшное оружие.

– А я проведать, как соседи… У меня поручение от Флюры. Моих-то здесь никого нет. Приедут только послезавтра. А вы, знаю, всей семьей отдыхаете… Вот кое-что привез… От Флюры приветы и персональные гостинцы.

Полина проговорила следом, видимо, в сердцах:

– А моих-то черти сдули одним ветром… Любовь к девчатам в Москву уехала, скоро экзамены. Галина с генералом в кино ушли… Если успеют на последнюю электричку, хорошо…

– Ба, какая прелесть! Не надо два ужина готовить… Давай накрывай стол. Буду тебя как принцессу татарскими яствами угощать!

– Нет, Тимур, день такой был тяжелый…, – как можно тверже сказала Полина. – Ты поешь один, у себя. А я лягу пораньше спать… Да и голова разболелась некстати…

– Женщина! Тебя бы у нас на Востоке вообще никто не спросил, ты при себе держала бы свое мнение. А я еще даю тебе право говорить… Да если моя Флюра узнает, что я не угостил тебя пловом, чак-чаком… Да, она убьет меня!

Делать нечего: Полина достает, Слава Богу, помытую дочерью и генералом посуду, расставляет на столе. Из холодильника пригодились остатки генеральской зелени. На столе снова появилась бельевая корзина, только теперь она принадлежала Тимуру. Все расставили, стали есть плов. Да, действительно, Флюра – искусница, Полина так бы не смогла приготовить.

– А вот теперь, после плова, не грех и рюмочку пропустить… – И Тимур, как фокусник, прямо со дна корзины достал бутылку финской наливки – «Клюковка». Сам принес из серванта рюмки, налил их с краями, поставил чак-чак, еще какие-то сладости.

– Ну, дорогая подруга моя, за Павлушу! За нашу дружбу, за вашу любовь (мы же все видели). По полной и на боковую…

– В смысле?! Ты давай к себе иди… О Флюре помни.

– А я помню… Помню! У меня пятеро детей. И, слава Аллаху, все обуты – одеты! И Флюра меня любит, и тебя любит и помнит о тебе… – Помолчали. Потом без тоста, механически, как говорят, чокнулись, стекло даже не издало звона. Но напиток – приятный, кисловатый и бодрящий.