Роберт Енгибарян - Время жить – выбор судьбы

Столетия жизни армян в мусульманской среде, прекрасное знание языка и обычаев и даже зачастую высокое социальное положение не могли склонить их к принятию ислама. Так, в 1922 году первым премьер-министром только что получившего независимость Египта стал Нубар Кулпекян, этнический армянин из Карабаха (один из богатейших людей мира, входивший в первую десятку тогдашних миллиардеров), сохранивший при этом свою веру и национальность.

А вот в России, тем более в США, мало кто из армян в третьем поколении остается представителем своего этноса. Как правило, сохраняется только фамилия и воспоминания о дедушке и бабушке, говоривших по-русски с акцентом; во многих случаях под нерусской фамилией указывается национальность «русский». Вынужден отметить, что человеку с русской фамилией жить в России значительно удобнее, чем с инонациональной. Это, к сожалению, очевидный факт, не нуждающийся в комментариях.

У евреев ситуация другая: если еврей верующий, то в таком случае он уже иудей, то есть по религиозному признаку находится в чужой среде. Для него первый шаг в сторону ассимиляции с доминирующим населением (нацией) – уход от своей веры, отличающейся от традиционного религиозного направления страны пребывания, и только потом окончательное слияние с местным населением, усвоение его культурных и иных ценностей, обычаев, образа жизни.

Многие евреи в России приняли православие, в Америке – протестантизм, в Европе – католицизм, многие остались вне религии. Обычно, когда еврей перестает быть иудеем, его потомки через одно-два поколения полностью ассимилируются – хотя не исключено, что они все же будут ощущать своего рода этническую двойственность.

Таким образом, можно констатировать, что главным тормозом для глобализационных процессов, поглощения или ассимиляции большими социумами малых является именно религиозно-цивилизационное, а не этническое различие.

Радикальная смена религии – к примеру, ислама на христианство или наоборот – это нечто большее, чем смена национальности. Происходит пересмотр всех жизненных ценностей, переосмысление своего места не только в социальной среде, но и в жизни вообще.

Суть, каркас, стержень любого человека – образ мышления, представление о себе как о личности. Здесь главным критерием является личностная свобода, бесконечная и безграничная для души, но строго регламентированная законом. Это значит, что гражданин цивилизованной страны обязан подчиняться только праву, только легитимно принятому закону вне зависимости от мировоззренческих критериев, религиозных и политических предпочтений. Любые религиозные предписания, особенно когда они, как в исламе, носят строго обязательный характер с возможностью наказания (вплоть до смертной казни) за вероотступничество, для меня абсолютно неприемлемы. Будучи совершенно не религиозным человеком (можно сказать, неверующим христианином), я благодарен судьбе, что родился в такой цивилизационной среде, где вопросы свободы совести решаю я сам и никто другой. Я могу увлечься буддизмом, принять его, разочароваться, отказаться, прийти к религиозному христианству и опять-таки от него уйти. С исламом такое не пройдет – а это уже потеря свободы. При переходе в другую религию будет потеряно именно мое «я», свобода души и совести, так как мне придется поклоняться другому богу (для меня Бог – это мировая гармония, справедливость, бесценность человеческой жизни), соответствовать чуждым мне духовным и поведенческим канонам. Я категорически против этого. Я сам определяю мой жизненный путь и сам решаю, что мне делать и от чего воздержаться. Только право, закон и моя совесть определяют границы моей свободы – разумеется, теоретически, на практике же действуют сотни различных жизненных условностей и ограничений морально-этического и мировоззренческого плана.

Накладывает ли национальность свой отпечаток на характер и поведение индивида? Несомненно. Национальность – это не только место рождения, но и особый генетический код, специфическая субкультура, с большей или меньшей очевидностью отличающая своего носителя от представителей других национальностей. Все эти факторы влияют на характер, образ мышления, импульсивность и даже внешность человека.

Я не психолог, не врач и не генетик, я правовед, и мои многолетние наблюдения за поведением людей разных национальностей, из разных регионов и местностей привели меня к твердой уверенности, что при всем общем, что есть у этносов и даже рас, они по многим параметрам не схожи. Кто возьмется утверждать, что русский, украинец, грузин, белорус или грек (все они относятся к православной ветви христианства) ничем не отличаются друг от друга, что это общая людская масса, живущая по одинаковым правилам? Тема, конечно, непростая, чрезвычайно скользкая, опасная в своей ложной интерпретации и здесь не могут существовать твердые границы, но утверждать, что не вижу никаких отличий между белорусами и украинцами, между поляками и немцами, между грузинами и греками, было бы ошибочно. Конечно, у русских, украинцев или белорусов есть свои отличительные черты, свои доминанты характера и менталитета, свои особенности в поведении, и таких различий немало. Но вне зависимости от того, на южных или северных широтах живут эти и другие христианские народы, различия между ними незначительны и далеко не столь принципиальны, как те, что отделяют их от народов, исповедующих ислам. Сможет ли современный мир со своими жесткими экономическими законами, глобальными валютно-финансовой и телекоммуникационной системами сблизить эти несхожие цивилизации, принудив их к сотрудничеству и сосуществованию без глобальных конфликтов? Полагаю, что альтернативы не существует. Остается надеяться, что этот процесс надолго не затянется – максимум на 50–100 лет, – если, скажем, демографическая агрессия и связанная с ней безудержная миграция перестанут угрожать нормальной жизнедеятельности христианского мира.