Евгений Медведев - Карманный ад

Биккок вошел в кабинет, обставленный с некоторым изяществом, редко свойственным мужчинам, уселся за стол, вставил лист в печатную машинку, готовясь напечатать пару развернутых текстов для лимитированной серии виски.

Эпоха компьютеров и смартфонов канула в Лету в разгар Кризиса: северокорейские хакеры создали убийственный вирус «Саранча», который сгрыз все гаджеты от Apple, а после планшеты и телефоны на базе Android. Эпидемия началась с умиляющих роликов с котиками: стоило человеку посмотреть клип на YouTube, как на гаджете можно было ставить крест – программа запускала все приложения на устройстве, батарея разогревалась, как адская сковорода, и высокотехнологичный продукт сгорал, сопровождая свою смерть выбросом маленького белого облачка. Корейцы пошли дальше и написали код, уничтоживший ноутбуки и стационарные компьютеры: паленая программа разгоняла дисковод до 700 оборотов, и устройство не выдерживало нагрузок. Финальным аккордом стала модификация «Саранча 3.0», уничтожившая сотни тысяч модемов по всему миру. Миллионы пользователей сошли с ума, лишившись возможности обновлять статусы «ВКонтакте», выкладывать фоточки с вечеринок в Instagram, писать твиты с претензией на глубокомысленность. Это стало последней каплей: после суицида дочери американский президент велел стереть Северную Корею с лица земли – серия ракетных ударов похоронила идеи чучхе, плоть подданных великого полководца смешалась с радиоактивной пылью, но жизнь ребенка и подключение к Сети вернуть не удалось. Интернет стал дорогим удовольствием даже для бизнесменов, мир погрузился в темные времена, и людям пришлось достать с антресолей «Ундервуды» и снова научиться писать ручками и карандашами. В ходу остались самые дешевые телефоны, не имеющие подключения к Сети, и Nokia опять стали самыми популярными моделями.

Милан просмотрел сообщения. За ночь пришло три CMC, переписчик созвонился: отказался от двух встреч и подтвердил Ильясу вечернюю встречу. Глотнув кофе, он уставился на пустой лист. Раздался телефонный звонок, на другом конце коммутатора зазвучал знакомый бас начальника алкогольного цеха Суворина:

– Милан, срочно спускайся.

Предчувствуя проблемы, Биккок допил кофе и бросился на первый этаж. Именно здесь располагался разливочно-набивочный цех: тут этикетки наклеивали на бутылки. На Суворине лица не было: брови почти отпали со вспотевшего лба, а ресницы тревожно бились, как мотыльки, попавшие в плафон люстры. Биккок подошел к начальнику цеха:

– Беда навалила, мужика задавила?

– Милан, ну ты представляешь? 20 тысяч человек отравились вчера нашей партией политики: мы так переборщили с субстратом патриотизма, что у читателей приступы начались: несварение желудка, головные боли и тошнота. Нас сегодня жалобами завалили, просили больше не писать ни про «КрымНаш», ни про революцию на Украине.

– Без ножа зарезали, без топора зарубили? Ну, мы мастера! Неужто перегнули палку?

– Так если бы! 20 тысяч отравлений, а продажи партии взлетели: сейчас каждый второй москвич только нас и пьет. Мы всю публику у «Дна» и «Тесьмы» увели, они сейчас только нас читают и еще просят.

Патриотизм все-таки убийственная вещь: если одних он делает героями, то других низводит до уровня убийц. Любовь к родине, как и всякая любовь, вскрывает все худшее, что есть в человеке. Биккок убедился в этом на собственном опыте, оказавшись в Киеве во время Майдана и в Крыму – накануне референдума. Две стороны одной медали, события с крайне незначительным временным люфтом показали, как быстро общество срывается в бездну. В Киеве Милан каждой клеткой своего организма ощущал аромат свободы, который смешивался с гарью покрышек и легким запахом бензина. «Коктейли Молотова» той зимой согревали лучше, чем разожженные на мостовых и площадях костры, а воздух пьянил сильнее, чем спирт.

Биккока отправили в столицу Украины специальным корреспондентом, чтобы он, как заправский Хемингуэй в Испании, рапортовал о событиях с передовой городской герильи, слал телеграммы из мэрии, донимал расспросами чиновников, лишившихся власти, и чиновников, властью еще не испорченных. Милан был в редакции наилучшим из возможных кандидатов: в его пользу говорил и сербский паспорт, к которому не могло быть претензий ни у сторонников свергнутого тирана, ни у местной оппозиции; африканский опыт (почти синоним военного) и знание украинского языка. Руководство холдинга, отправляя Милана на Украину на рассвете революции, безосновательно полагало, что это будет легкая прогулка, едва ли не отпуск за казенный счет. Так полагал и сам Милан, пока не переехал из Киева в Крым. Здесь он наконец снял розовые очки и посмотрел на события глазами постороннего.