Эльвира Филипович - Братья наши меньшие и мы сами

Был он болен редкой в то социалистическое время болезнью – туберкулезом. Потреблял дорогие лекарства, лечился на курортах. Ничего не помогало. В Васьки приехал помирать. Молоденькой соседке Аннушке наказывал похоронить его рядом с родителями. Больше не было у него никого. Однако, Аннушка, вдова по убитому на войне односельчанину, отстояла от смерти 28-летнего Василия. Поила коровьим молоком от этой самой Марты. Марта тогда отелилась первенцем. Молока было немного, но зато какое это было молоко! Василию сперва оно горьким казалось, полынью пахло. Не мог и стакана одолеть, потом, боясь огорчить Аннушку, одолевал больше. Пил молоко и чувствовал, как возрождалась в нем сила. И однажды весною, когда Аннушка решила перепахать огороды, свой и его, ставший уже общим, в плуг впрягли Марту, потому что все колхозное тягло, рабочие волы да негодные для службы в армии клячи предназначались лишь для работ колхозных. Марта послушно тащила тяжелую упряжь, а Василий шел сзади, помогая вытаскивать из вязкой земли то и дело застревавший плуг.

Вот тогда он впервые подумал, что не только женщины российские достойны лучшей жизни, но тоже и коровы, молчаливые добрые кормилицы и безотказные в работе.

Аннушка лучшей жизни не дождалась, простудилась на заготовке сена и умерла от воспаления легких. Василию наказывала беречь себя и корову. Наверное, и молилась Аннушка за Василия, верующей была. И Василий жил, и жила Аннушкина корова Марта. И оба старыми стали, когда из родного села все куда-то разбрелись да подевались.

Звали двоюродные внуки и деда Василия в город. Да отказался Василий, мол, не один ведь он, с ним заслуженная пенсионерка его Марта. В городе ее куда денешь? Да и корму для нее там нет. Люди втихомолку ухмылялись, дескать, дед Василий не в себе, однако же сами понимали, чья была правда, и помогали деду Василию заготавливать сено для его «заслуженной пенсионерки Марты»… Просто так помогали от души. Шутили: «После молоком отдашь!».

Прошло еще несколько лет, и коровы-долгожительницы Марты не стало. Дед Василий вырыл на пустыре за своим двором яму, соорудил могилку-холмик. Потом стоял, раздумывая, ставить ли крест на могилке. Решил, что не надо креста: не крещеная Марта. А посадил березку. Деревце принялось… Под его свисающими зеленым шелком ветвями любят отдыхать приезжающие в Васьки за русской красотой художники.

Моя хорошая знакомая, внучатая племянница деда Василия, однажды посетила Васьки поздней осенью. Избы в той стороне, где жил дед Василий, были уже заколочены в зиму. А у деда Василия в окнах горел свет и слышался знакомый голос:

– Твоя очередь ходить, Иван Иванович!

– А теперь ты, Семен Петрович. Та-ак!

– А нынче наш ход, тетка Муся! – В ответ мяукнуло.

«Полон дом гостей!», – решила дедова внучатая племянница. Осторожно постучала и открыла незапертую дверь.

– Здравствуйте! – сказала громко всей честной компании.

В ответ что-то, тявкнуло, мяукнуло, зашипело…

– А-а! племянничка! Заходи, заходи, милая! – произнес дед ласково, поднимаясь от стола, на котором стояла керосиновая лампа и были разложены карты. А на лавке за столом чинно сидели «гости». Хотя это были скорее дедовы домочадцы.

– Знакомься! Это вот Семен Петрович! – сказал старик, указывая на стоящего на распластанных лапах по краю стола Гуся. Навстречу гостье гусь вытянул шею и, расправив крылья, громко зашипел.

– А это Иван Иванович, – продолжал дед представлять своих друзей. – Ну-ка, Иван Иванович, покажись девушке! – командовал дед.

Черный сильно лохматый пес, которого назвали Иваном Ивановичем, умильно глянув на хозяина, тявкнул и энергично забил хвостом о лавку.

– А ты, Муся, что молчишь? – дед взял пушистую трехцветную кошку на руки, и та громко, на всю избу слышно, замурлыкала.

Племянничка между тем выложила на стол содержимое сумки: колбаски, сливочное масло, сгущенку… Для того времени (голодные 90-е годы) это было большим богатством.

Дедовы гости тут же проявили к девушке и ее подаркам живой интерес: пес радостно запрыгал и просительно заскулил, гусь захлопал крыльями и норовил схватить дедову племянничку за подол платья, а кошка, не переставая мурлыкать, протяжно мяукнула.

– Все, господа-ребяты. Идите-ка вы погуляйте! Кыш! – сказал дед своим «домочадцам», выставляя их за дверь.

Желая в свою очередь побаловать племянничку, дед вынул из кухонного шкапика конфеты в яркой заграничной упаковке, положил на стол какой-то очень красиво упакованный пудинг, наконец, поставил баночку с цветастой наклейкой, где изображены были аппетитные огурчики в пупырышках. Дед Василий полюбовался на банку и торжественно произнес: «И все это прислано нам из Германии». И чуть поразмыслив, добавил: «А хорошо, что мы тогда, в 45-ом, не стали их добивать. Кто бы нам, голодным, теперь такую бы красоту прислал?»

Читать дальше