Михаил Болле - 9 мая

– Хватит спать, давай лучше выпьем! – предложил Юлиан и жадно допил до конца свое пиво. – Кстати, известна ли тебе народная мудрость – когда испытываешь нехватку денег, то водку надо обязательно брать хорошую, зато колбасу – дешевую?

– Нет, неизвестна. И почему так?

– А потому, что от колбасы похмелья не бывает!

– Да пошел ты! – брезгливо поморщился Папель и направился в спальню, предусмотрительно прихватив с собой пульт.

После его ухода Юлиан откровенно заскучал. Он выпил еще пива, после чего принялся мотаться по комнате, периодически хватаясь за голову и бормоча:

– Машка, сука, ну как ты могла так поступить? И главное с кем? Со мной! Да пошла ты, знаешь куда?!

Наконец, он ничком бросился на диван, где еще совсем недавно спал Папель.

– Да пошли вы все… – прохрипел Юлиан и повернулся к стенке.

Утомившись смотреть телевизор, Григорий Петрович спустился вниз, чтобы взять из почтового ящика свежую газету. Вернувшись обратно, он вскипятил чайник, положил в чашку щепотку черного чая, налил туда кипятка и накрыл чашку блюдцем. Затем не спеша, поудобнее, уселся за кухонным столом и принялся изучать газету. Однако история, которую он там прочитал, отнюдь не добавила ему праздничного настроения, скорее даже наоборот…

Это была история о Вечном огне, ставшим орудием жестокой казни. Все произошло этой зимой, сразу после Нового года, в центре города Кольчугино. Ночью случайный прохожий шел мимо Вечного огня и увидел мужчину, лежавшего лицом прямо на пламени в самом центре гранитной звезды городского мемориала. У погибшего полностью обуглилась голова, он был по пояс голый, в джинсах и носках. Как выяснило следствие, его убийцы сидели у Вечного огня и пили пиво, громко матерившись. Потерпевший, двадцати пяти лет от роду, подошел к ним, сделал замечание, произошла ссора. Один ударил его ногой по лицу, тот упал с плиты на снег. Лежачего стали избивать ногами. Потом потерявшего сознание раздели, разули и бросили лицом на огонь. В этом месте статьи Войтовский перекрестился три раза, прошептал что-то невнятное и только после продолжил чтение. А дальше рассказывалось о том, что мемориал памяти павшим и выжившим в Великой Отечественной войне стал отхожим местом, и ни для кого в городе Кольчугино, в том числе и для правоохранительных органов, это не было секретом. Его давно выбрали местом своих многолюдных сборищ городская молодежь: пили пиво и что покрепче, курили, сплевывая в огонь, и даже жарили сосиски, как на костре, а оборотную сторону барельефа героев расписали похабщиной. А в прошлом году, спустя несколько дней после праздника Дня Победы, кто-то из завсегдатаев поджог венки, возложенные в память о погибших. Копоть от пожара так въелась в камень стелы, что ее едва отскребли. А пьяные тусовки продолжились. И вот итог – страшная трагедия.

Тяжело вздохнув и мысленно опечалившись судьбой не только неведомого ему погибшего, но и той молодежи, которая живет будто проклятая, Григорий Петрович Войтовский встал из-за кухонного стола и пошел в комнату. Подойдя к иконе, он тихо произнес: «Прости, Господи, их души грешные и помоги им спастись от нечистого». Затем он, подумав, что столичные фронтовики находятся в более выгодном положении, чем провинциальные – пенсия больше, да и уважение не на последнем месте, начал готовиться к тому, чтобы выйти на торжественную прогулку. Для этого он надел парадный костюм, предназначавшийся исключительно для одного дня в году, а когда-нибудь потом – и для самого печально-торжественного случая в жизни любого человека. Кстати, тогда под этот костюм придется надевать не черные, начищенные до блеска ботинки, а скромные белые тапочки.

На пиджаке сверкали заранее отполированные медали и ордена. Наград у Григория Петровича было немного, но он ими очень гордился, потому что все это боевые награды, полученные во время войны за настоящие воинские подвиги. Всевозможные юбилейные медали, которые в «застойные годы» Советская власть штамповала по любому поводу, Войтовский не носил из принципа, презрительно называя «значками» или «побрякушками».

Надев кепку перед зеркалом, Григорий Петрович погладил радостно скулившую Энгу и взял со стула металлический ошейник, с пристёгнутым к нему поводком и пластмассовой ручкой-фиксатором. Когда собака была готова к прогулке, Войтовский выпустил ее на лестничную площадку и запер за собой дверь.