Елена Донина - Девочка с бездомными глазами

– Почему тогда не переоделся? Сейчас измажешься весь.

– С чего бы я измазался? Приеду и переоденусь.

– Надо было дома переодеться, – не унималась Катя.

– Если ты не в курсе, то я не успел! – Маринин начинал звереть.

– Мы бы подождали, ничего страшного, – она сказала это максимально мягко, но давая понять, что всё равно права, и помолчав с полминуты, продолжила приторным голосом. – Матвей, его надо продавать. Дом – это живой организм. Он просто развалится со временем, потому что, в нём никто не живёт.

– Я в нём буду жить. Вот, выйду на пенсию, мне недолго осталось, и до отпуска, кстати, тоже, и больше вы меня здесь не увидите. Ещё ко мне попроситесь! – Маринин переглянулся с дочерью, в зеркало заднего вида.

– На меня не смотри. Я ещё пока в трезвом уме и светлой памяти, – отшутилась девушка, такая же кареглазая и смуглая, как мать, и уткнулась в планшет.

– Но картошку копать поедешь.

– А ты её полол? – поинтересовалась жена.

– Нет, ты полола!

– Я просто спрашиваю, что ты кричишь? – Катя достала из сумочки телефон, будто он ей срочно понадобился, и погрузилась в него.

– Ай! Всё времени у вас нет. У меня почему-то есть, а у вас не-е-т, – протянул последнее слово Маринин, подался вперёд, прижимаясь к рулю и по-гусиному вытягивая шею, тихо, сам себе, сообщил, – сбежала, всё-таки.

На обочине, чуть впереди, стояла девушка в футболке, шортах и бейсболке, рядом чадила дизелем, повидавшая и «убитая» иномарочка. Девушка разговаривала с кем-то из авто, деловито сложив руки на груди, при этом покачиваясь и пружиня на левой ноге, прогнутой в колене.

Маринин проехал вперед, затормозил и быстро вышел, громко хлопнув дверцей.

В дизельном чудовище было двое парней, которые увидев приближающегося мента, к тому же знакомого, вмиг свинтили, чуть не зацепив приятный во всех отношениях седан, припаркованный впереди.

Девушка, не сразу сообразившая, что происходит (она решила, что «этот» тоже хочет её подвезти), а увидев Матвея Александровича, еле слышно ахнула и попятилась, потом развернулась и побежала.

– Надя, стой! Стой, сказал! – требовательно прокричал он, и вроде бы хотел побежать, но не побежал, а недовольно сделал руки в боки, ещё раз крикнул, и, обернувшись на машину, снова посмотрел на удаляющуюся Надю.

– Ну, коза! – оглядываясь, пошёл обратно.

– Маринин! – подала недовольный голос Катя, ступив одной ногой на обочину. – У нас поезд, вообще-то! – и как туристический стульчик сложилась обратно в машину, недовольно хлопнув дверцей.

– На пенсию он собрался, не набегался ещё! – ворчала она, следя в боковое зеркало за идущим мужем.

Маринин ещё раз посмотрел на движущуюся точку, которой была Надя, и сел в машину. Он дышал через нос, громко и глубоко, зло, сжав губы, боясь, сказать ненужное, грубое и резкое (чего совсем не хотелось), пристегнулся, и машина рывком рванула с места.

Дождавшись, когда поезд стал ускоряться, Маринин ещё раз сентиментально махнул «дымящейся рукой», и окрылённый предстоящей двухдневной свободой, помчался в свою любимую деревню.

Он сильно удивился, снова увидев Надю на обочине. И удивился не только её глупой настойчивости, но и тому, как быстро про неё забыл.

Снова съехал на обочину и быстро перебежал дорогу. Надя снова его не заметила, потому что вела непринуждённую придорожную беседу с кем-то в притормозившей машине.

Маринин, почти ухмыльнувшись бритоголовому водителю, представился. Лысый мужик, ошибочно принявший его за гаишника, полез в нагрудный карман за документами, но когда Маринин представил Надю, с указанием возраста, и нарочно увеличив вероятный срок наказания за сексуальные действия в отношении лица, не достигшего совершеннолетнего возраста, зырканул на неравномерно покрасневшее личико, и подняв стекло, уехал.

Взяв под руку, Матвей Александрович перевёл Надю через дорогу.

– Садись, – он открыл дверцу машины.

– Я не поеду.

– Садись.

– Я не поеду! – упорствовала Надя, думая, что Матвей Александрович отвезёт её в реабилитационный центр.

– Как хочешь, – и, хлопнув дверцей, он открыл свою.

– Ладно, – недовольно согласилась Надя и быстро села в машину.

Ехали молча.

Матвей Александрович включил, по определению Нади, какую-то странную музыку, и смотрел только на дорогу, словно ехал один, а Наде было всё равно, куда и зачем они направляются, главное, вместе. Она крутила головой от одного окна к другому, и вскользь, как-то случайно, поглядывала на самого обожаемого из обожаемых. Она сняла бейсболку, и незаметно положив на колени его фуражку, совсем недавно брошенную Катей на заднее сидение, с любовью её рассматривала, крутила, поглаживала, и очень хотела примерить, но боялась, что Матвей Александрович будет ругаться.