Жорж Старков - Спичрайтер. исповедь…

Обо всем этом я узнал далеко не за один день. Когда я увидел Олега в метро впервые – просто задержал взгляд чуть дольше, чем на других. Потом меня позабавил его монолог, который он считал вполне содержательной беседой с пожилым джентльменом в аккуратном сером костюме. Затем развеселила выходка с эффектной студенткой, которая, как и многие другие представительницы прекрасного пола, не оценила скоротечных ухаживаний и пригрозила полицией и братом-спецназовцем. В ответ художник обложил юную деву так, что даже стоявшая неподалеку многодетная мамаша, пусть несколько запоздало, но всё же, настоятельно попросила своих чад заткнуть уши.

В течение следующего месяца после знакомства с эксцентричным творцом, я видел его ещё 22 раза. Каждый из них, в промежуток с семи до восьми утра, когда пересаживался с зеленой на фиолетовую ветку. Мой путь пролегал до станции Китай-Город. Его же, заканчивался в Кузьминках. Как я выяснил позже, там находилась художественная мастерская, если данное помещение можно было так назвать. Специализированного рабочего места союз художников Олегу не выделил. Потому, обитель творчества он организовал на пару с товарищем, сняв полуподвальчик в одной из стареньких пятиэтажек. Ездил туда он почти каждый день, но писал далеко не всегда. То ли вдохновение не посещало, то ли самогон, которым за сносную закуску щедро делился местный дворник, прельщал художника куда больше, чем производство прекрасного и вечного.

Тем более, что периодически в мастерскую захаживал хозяин помещения, в надежде выяснить – творцы просто, в очередной раз, забыли про арендную плату или, что вероятнее, в конец охренели. Временами задержка была до четырех-пяти месяцев. Но владелец с этим, всё же, мирился. Ведь раньше там просто кучковались бомжи, а теперь, как-никак, при деле подвальчик и, хоть изредка, приносит копейку. Олег свидания с арендодателем не любил, о чём знала местная детвора, каждый раз предупреждая его о визите терпеливого владельца. Художник расплачивался за донос леденцами и сигаретами, и с мыслями: «значит не судьба, подождут шедевры», шёл к товарищу-собутыльнику.

Все это, и ещё многое, я узнал за три месяца. Сначала наблюдал в метро, потом стало интересно, чем живет человек за пределами подземки. Мне было просто любопытно. На работу я шёл в одно и то же время, в независимости от того, есть ли там дела или первая половина дня практически свободна. Так почему не потратить своё время на путешествие в чужую жизнь? Ведь это так занимательно…

Тогда я не знал, что эти знания мне пригодятся, но, видимо, чувствовал. Не зря же внимание приковал слегка неопрятный тридцатидевятилетний, не в меру подпитый мужичок, а, например, не свежая, как утренняя роса, студентка-первокурсница. Студентку просто захочется трахнуть. Узнать о её жизни? Чего там узнавать?! Её жизнь только началась. А вот средних лет художник – другое дело. Тут и комедия, и драма, пародия и оригинальность, мимолетное счастье и черная пропасть безысходности. Именно такой актер идеален для своей роли. Но согласится ли? Конечно! Ведь он так любит халяву… Тем более, что роль донельзя проста. Олег Борисович должен сыграть Олега Борисовича! Быть самим собой, только в определенное время, в определенном месте. Дубовый паркет уютного ресторана – его сцена. Стол красного дерева и изысканные столовые приборы – декорации. Еда – реквизит. Главный партнер – бутылочка Альфреда Мортона. Зрительный зал – остальные гости ресторана, но вся эта пьеса предназначена лишь для одного человека.

***

4 января

Чего и сколько нужно для счастья? Это вопрос категорий. Кто какими мыслит. Кому-то жизненно необходимо всеобщее признание, власть, наконец, деньги, много денег… А кому то – совсем немногого. Как говорил Ганс Христиан Андерсен: «Чтобы жить нужно солнце, свобода и маленький цветок». Хотя, иногда, вопрос даже в категориях, а в моменте. В данный, Олегу для счастья нужно было заставить веки оставаться сомкнутыми, словно ноги, ещё не подвыпившей одиннадцатиклассницы, в самом начале выпускного вечера. Мозг уже стряхивал пелену ночных грез, и он это понимал, но принимать не хотел, категорически. Перед глазами было уже не смольно-черно, а серовато-багряно. Лучи утреннего солнца все настойчивее пытались пробиться сквозь предательски тонкие природные занавески человеческих глаз. Несмотря на мысленный, не подлежащий обсуждениям, приказ владельца, веки распахнулись, будто старые скрипучие ставни, впускающие в дом полный пыли и затхлого воздуха утренний свет и свежесть прохладного ветерка. Олегу оставалось лишь с прискорбием принять тот факт, что он проснулся, а значит пришёл новый день, который пока не радовал его абсолютно ни в коей мере.