Ярослав Калака - Наряд. Книга II. Южный крест

– Никак нет.

– Говорите, пожалуйста, «никак нет, товарищ старший лейтенант». Моё воинское звание – старший лейтенант.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант.

– Отлично. Предъявите военный билет.

Я остался без движения, зато моя сопровождающая наклонилась над офицером и что-то быстро рассказала шёпотом ему на ухо.

Тот, прищурившись, оглядел меня с головы до ног, покачал головой, но ничего не сказал. Он быстро заполнил свои журналы, титульную страницу книжки, для чего задал мне несколько вопросов, и поставил в неё большую прямоугольную печать. В которую затем старательно внёс, насколько я понял, дату, время и свою подпись. После этих манипуляций он отдал книжку мне.

– Не теряйте. Удачи.

– Спасибо, товарищ старший лейтенант.

После этого маленького деревянного форпоста характер подземелья изменился. Успевший привыкнуть к предыдущим декорациям, я в очередной раз начал с любопытством осматриваться по сторонам. Трудно сказать, но, скорее всего, искусственного происхождения, ход был высечен в неизвестной моим скромным геологическим познаниям породе камня. Он имел красноватый цвет с белыми прожилками. Потолки были высокими настолько, что любой сказочный великан без труда мог гулять здесь под руку со своей дамой. Вместо электричества, так же, как и раньше, пространство вокруг освещали воткнутые прямо в глиняный пол факелы, придававшие своим потрескиванием, которое подхватывало эхо, особую, непередаваемую атмосферу. Здесь было по-своему необычно и величественно.

Началась череда залов. Их громадные купола соединяли между собой проходы, щедро оснащённые арками из дерева, но они, на мой взгляд, играли скорее декоративную, чем практическую роль. Здесь мы шли ещё дольше, чем в ходах из коричневого булыжника, а может быть, мне это показалось, потому что я устал и хотел пить и есть. Теперь я уже не сомневался, что лейтенант держит высокий темп специально, чтобы мне досадить. Но, как говорится, действие порождало противодействие – я крепился, как только мог.

Меня прошиб пот, когда мы подошли к воде. Один из залов заканчивался подземным водоёмом, в котором плескалась, отражая свет факелов, чёрная вода. Поблизости в беспорядке валялись лодки и вёсла, деревянные бочки и ящики, на которых стояли керосиновые лампы и старинные фонари. Пока мы подходили к воде, из тёмного арочного проёма, в котором скрывала своё продолжение водная гладь, выплыла лодка с двумя мужчинами.

– Не затаскивайте шлюпку, – крикнула им Алина, – мы сейчас поплывём.

– Хорошо, – ответили ей.

– Умеешь грести? – спросила меня офицер.

Я, любивший, чтобы ко мне обращались по имени, упрямо молчал.

– Митя, я бы на твоём месте всё-таки нашла бы время для того, чтобы вымыть уши. Грести умеешь?

– Нет, – признался я.

– Тогда иди и возьми вон из той бочки факел.

– Взял.

– Ну, так поджигай, раз взял! Ты всегда такой медлительный? Вон, от большого.

– Горит.

– Поплыли.

Вначале было легко увидеть потолок и стены хода, по которому мы плыли, но после того как мерные удары вёсел метр за метром относили нас в невидимую даль, они исчезли из радиуса действия моего факела. Несколько раз Мартыненко деловито доставала компас, сверяясь с ним, после чего снова продолжала неистово грести. Наконец устала и она.

– Перекур.

– Давай я тебя сменю.

– Ты же не умеешь.

– Буду учиться.

– Да уж, придётся.

Пока мы стояли, я принялся светить в воду, желая узнать, какова глубина озера. Но дна никак не удавалось увидеть. Вместо этого поперёк лодки, примерно в двух метрах под ней, проплыла какая-то чёрная тень, напугав меня настолько, что я чуть было не упал в воду. Это насмешило мою спутницу.

– А с тобой весело, Гарвий, – сказала она, наслаждаясь моим испугом. – Садись за вёсла. Светить надо не вниз, а вверх, для того чтобы в нас не врезалась другая лодка. Спустя некоторое время я понял, что начались самые тяжёлые, в физическом смысле, минуты за день. Проклятые вёсла были словно сделаны из свинца, и никак не хотели слушаться. Пот лил с меня ручьём, воздух вырывался из лёгких со свистом, но гордость никак не позволяла сдаться на милость этой колкой и противной девчонке.

– Сядь обратно и не позорься. Мы на жёлто-красное построение с тобой опоздаем, если будем так плавать.

Всё-таки ничего или почти ничего не делать – это счастье. Даже остаются силы критиковать тех, кто чем-то занят – хотя бы про себя. Несколько раз мы приближались к другим шлюпкам; Алина забирала из моих рук факел и делала им какие-то знаки – ей отвечали тем же. Когда мы приплыли, я заметил, что нужный нам вход освещает голубой светильник, игравший, скорее всего, роль маяка.