Кристина Новосельцева: 37 ночей

Только я чувствую, что её образ вытесняет моё любое присутствие. Мы также гуляем, ходим в кафе, танцуем по вечерам, смеёмся. Но он ускользает. Теперь для меня он – автомат, хотя сам этого не понимает, бедный, изображает пылкого влюблённого, которым был когда-то.

Больше нет сил. Чувствовать себя ненужной – не для меня. Да и, чёрт возьми, я люблю его! Любовь ведь не проходит. Надо что-то делать, пока он не начал лгать. Пока не стал тяготиться мной. Этого я не выдержу.

Я почувствовала его запах. Он опять подошёл своей походкой пантеры позади и набросил свои мягкие лапы мне на плечи, коснулся носом макушки и прошептал мне в голову: «Здравствуй, моя радость». Мне кажется, что с его лап сквозь мои плечи опустился огромный тяжёлый, но драгоценный камень и придавил лёгкие и солнечное сплетение. Я не смогла ничего ответить.

Я собиралась на интервью к часовщику. За окном стояла апрельская теплынь, и воздух был прозрачный и по-весеннему лёгкий. Ароматные почки предвещали чудесные взрывы в скорейшем времени, а трава набиралась смелости для того, чтобы стать, наконец, зелёной. Асфальт ничем не выдавал дорожных подвохов, а пыль на обочине изредка возмущалась, когда незадачливая машина задевала её протёртой шиной.

Время как-то неожиданно перескочило полдень и остановилось приблизительно в районе четырёх часов дня. Мне это не понравилось: опаздывать на интервью к часовщику – дело щекотливое.

Машина быстро донесла меня до нужного места (что-то я не припомню дороги), к двери, выполненной в старинном английском стиле. Чуть отдышавшись, моя рука толкнула её. Приглушенный свет спускался по пыльным лучам на деревянный пол с таинственными расщелинами между досок. Большие напольные часы стояли в разных местах и угрюмо тикали, словно укоряя меня за то, что я пришла и нарушила их мир и покой. Стол с бумагами, который, вероятно, служил для приёма заказов и расчёта был слегка зеленоват, пылен и излучал теплое сияние дерева. По стенам висели часы самого разного вида: от крошек с тремя циферблатами, которые наверняка должны были обосноваться на руке и по ошибке забрели на стену, до огромных, размером с тракторное колесо часищ, должно быть, они сбежали с вокзала. Всё здесь было необычно для меня и очень приятно. Разноголосое тиканье, диапазоном от визгливого и возмущённого до нежного и шепчущего создавало забавный складный ансамбль. Все ждало появления хозяина. Как только я подумала о том, что пора бы ему выйти, ведь после того, как скрипнула входная дверь, прошло около минуты, я услышала шаги. Из вежливости он не стал появляться сразу, а дал мне время освоиться в его царстве.

Он оказался совершенно таким, каким я его и представляла: старый человек, светящиеся голубые христовские глаза, смеющиеся и излучающие морщинки, светлая пушистая борода, сладкой ватой обрамлявшая худое лицо. Удивительно красивые руки. С длинными пальцами и овальными крепкими чистыми ногтями. Пальцы тонкие с выпуклыми костяшками и суставами. Слегка согнуты безымянный палец и мизинец.

Белая льняная рубаха прикрыта чёрным широким жилетом. На шее висят закрытые часы-кулон, потёртые и тускло сияющие. Мне понравились. Хозяин подошёл слегка сутулясь и подал руку.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, я тебя ждал, проходи, пожалуйста. Чаю.

– Спасибо, нет-нет.

– Разве я спрашивал? Попьем чаю. Время со мной летит незаметно.

– Не сомневаюсь, ведь у вас такая профессия.

– Хочешь, чтобы я рассказал что-нибудь о профессии?

– Очень.

– Ты пей чай, а я буду рассказывать. Только ты меня останавливай вовремя – я очень болтлив.

– Я тоже, так что я к вам надолго. Тем более, у меня к вам столько вопросов.

– А тебе часто задают вопросы те люди, у которых ты берёшь интервью?

– Нет, у них другая цель.

– Можно я задам парочку?

– Конечно, я люблю вопросы.

– Не боишься? – он сказал это посмеиваясь, как бы в шутку.

– После такого вопроса мне сразу стало не по себе.

Часовщик улыбнулся, усадил меня на мягкий стул перед маленьким-маленьким круглым столиком, с которого, как только хозяин отошёл, я сдула толстый слой пыли. Оказалось, что по периметру стола вырезан искусный орнамент (он очень напоминал тонкие рисунки моей однокурсницы, у которой завитушки и симметричные фигуры, виньетки и мелкая графика получались просто превосходно). Я нагнулась, чтобы рассмотреть ножку стола, которая своим видом превзошла все мои ожидания. Тонкая с круглыми и ромбовидными переходами и украшениями она заканчивалась (или начиналась) тремя подпорками-разветвлениями. Когда мой взгляд скользнул чуть выше ножки, глаза сфокусировались на удивительном камине неподалеку. Правда весенним теплым днем он чинно покоился.