Лео Карлсон: Над водами Ксанфа. Ошибка царьзидента

По боковой, мало посещаемой дорожке старого сада крался кот. Крался по старым, покрытым тоненьким слоем ярко-зеленого мха растрескавшимся красным кирпичам, уложенным елочкой. Кота влекли беспечные и такие жирные голуби у скамейки, подчищающие остатки крупы и крошеного старушками печенья.

Птахи поменьше щебечут в кронах старых вязов и древних и давно почти переставших плодоносить яблонь. Первые пчелы совершают свой пробный полет, бабочки проводят разминку для еще не потертых жизнью цветастых крылышек. Прекрасное летнее утро намечается!

Кот уже почти занял позицию для финального и, несомненно, успешного броска, как вдруг чей-то громкий крик нарушил пасторальную картину. Там, в стороне, где старая кирпичная дорожка выходила на новую, выложенную разноцветной плиткой, и ведущую к главному корпусу, послышались торопливые семенящие шаги и крики. Голуби, хлопая крыльями. разлетелись.

Модест Иннокентьевич мирно прогуливался по подконтрольной ему территории с любимым в последнее время Гайдном в наушниках. Его длинные нервные кисти рук порой пробегались по воображаемым клавишам, а черные глаза на некрасивом, слегка асимметричном лице, которое сам Модест Иннокентьевич всегда считал благородным и ассирийским, то блаженно закатывались, то наоборот широко раскрывались. Но что-то сегодня старичок Гайдн не радовал. Ну никак не радовал Модеста Иннокентьевича старый добрый Гайдн! И на то по всем ощущениям имелись веские причины…

То ли вчерашняя статья про возмутительные действия и еще более возмутительнейшие планы люстрационной комиссии чем-то расстроила, то ли задержка финансирования со стороны одного из ключевых меценатов, то ли еще что-то, но настроение было у Модеста Иннокентьевича было совсем не безоблачное и не летнее, в полном противоречии с погодой и временем года.

Модест Иннокентьевич поравнялся с боковым, пожарным выходом, и внезапно остановился. И во время – капля свежего голубиного помета, белого как бабушкина деревенская сметана, упала как раз там, где он мог бы оказаться, если бы не Провидение. Но и это не слишком обрадовало. Если бы Модест Иннокентьевич читал труды земного физика Эвереста, то он мог догадаться, что, возможно, это случайное падение возмутительной капли с неба было вовсе не случайным явлением, а результатом интерференции параллельных миров, где тоже в этот самый момент что-то произошло. Возможно, где-то отменили выборы. А может, кто-то осторожно заглянул оттуда сверху в его, Модеста Иннокентьевича дольний мир и спровоцировал голубя на столь возмутительный демарш. Но Модест Иннокентьевич Эверетта не читал.

Капля, застыв, приняла форму удивленно раскрытого глаза – белый обод белка здорового и не старого человека и расширенный встревоженный синеватый зрачок посередине – видимо, птица откушала накануне ягоды. Подняв глаза наверх, туда, откуда замышлялась эта неудавшаяся небесная атака, Модест Иннокентьевич зацепил взглядом балкон, который в последнее время часто привлекал его внимание. На балконе никого не было.

Пазл сложился. Вот кто был причиной плохого настроения. Сумасшедшая старуха, Карла Адольфовна, которую подсунули в приют около года назад.

Модест Иннокентьевич, принявший руководство этим государственным, но, по сути, скорее частным приютом для престарелых с заболеваниями нервной системы уже давно на многое успел здесь насмотреться и в благословенные мирные времена и в злые нынешние. Разные здесь доживали свой век пациенты. И просто ненужные родители разлетевшихся по миру детей со средствами, и слишком богатые пожилые родственники, в распоряжение имуществом которых давно не терпелось вступить более молодым и зубастым наследникам. И, что душой кривить, которым Модест Иннокентьевич порой небескорыстно помогал.

Он всегда был открыт простым человеческим просьбам, особенно, если они хорошо вознаграждались.

И поэтому, около года назад, несмотря на то, что государственные медучреждения уже попали под пристальный взгляд антикоррупционного комитета, он не смог отказать, когда ему позвонили и попросили взять к себе «сложную пациентку, но прекраснейшего и немного замкнувшегося в себе человека, от которой отказались близкие родственники». Звонивший представился давним другом семьи и обещал щедро платить за содержание, а при личной встрече выдал внушительный аванс в рублях и валюте.

Старушку определи в отдельный номер, ей полагалась сиделка не из штата приюта («бабушка к ней привыкла») – щедрый первый взнос позволял пойти на необычные для этого заведения уступки.