Евгений Пинаев - Требуется Робинзон

«Вот и умчались сизари – тельняшки полосатые», – подумал Константин Константинович и вздрогнул от звонкого мальчишечьего возгласа, раздавшегося под обрывом:

– Ма-ам, а я поймал еще одного!

Ликующий вопль вызвал улыбку. Константин Константинович поднялся с камня и заглянул под обрыв. Внизу каменный хаос, колдобины и лужи, теплая водичка, водоросли и зеленые мхи – охотничьи угодья смуглого тонконогого пацана. Ловит мальков? О, крабов! Синие трусики, белая рубашка и руки-спички, насторожившиеся над одной из луж, и… и снова стремительный бросок пальцев вглубь колдобины.

– Мам, а мам, еще одного!

Когда кто-то скользкий, крохотный и кусачий, был опущен в садок из обломков красной черепицы, из тени под обрывом вышла женщина в оранжевом купальнике. Заложив пальцем страницу в книге, которую только что читала, она попросила:

– Отпусти его в море, сын, и лезь-ка ты в воду.

– Не-е, мам, одна купайся!

– Как хочешь…

Она положила книгу на серую плиту известняка, сошла в воду, осторожно нащупывая дно ступнями крепких ног, обмакнулась, присев, и устремилась от берега к ближней бочке, по-мужски выбрасывая руки.

Константин Константинович давно изнывал от зудливой жары, поэтому, не раздумывая, полез с обрыва: «Смою пыль и… к бабке Павлине на раздолбон!».

– Смотри, натуралист, крабы-то разбегаются! – поддразнил мальца, снимая одежду.

– А-а… Пусть! – ответил охотник, наморщив нос и побулькав ладошкой в садке.

– Тогда в каких целях охота?

– Так я же играю с ними! – удивился пацан его непонятливости. – Я – с ними, они – со мной. Наиграемся и – по домам!

– Это хорошо, когда игры обходятся без выкручивания рук-ног, – похвалил Константин Константинович юного краболова. – «На песчаном белом берегу островка в восточном океане я, не отирая влажных глаз, с маленьким играю крабом». Это про тебя сказано, охотник.

– Крабы есть, а где песок? – Мальчик вскочил и, обернувшись к нему, засмеялся: – Это про вас сказано!

– Почему про меня?!

– Здесь какое море? Черное. А вы – про восточный океан, а у вас у локтя штурвал и якорь наколоты и даже надпись есть «Дальний Восток». А что на востоке? Тихий океан – самый большой и самый восточный, вот!

– Для кого-то он западный, – усмехнулся Константин Константинович, входя в воду. – А ты, брат, глазаст! Прямо Шерлок Холмс.

Купание началось неудачно. Поскользнувшись на бархатном мху скользких плит, он расшиб на ноге палец, поэтому быстренько сполоснулся и забрался на камень, торчавший в метре от берега.

Женщина возвращалась. Плыла медленно, подолгу отдыхая на спине. Он проследил за ней взглядом и глянул мельком на оставленную книгу: «Странная парочка! Мальчонка не без юмора, а мамаша читает „Психологию и патопсихологию одиночества“! Впрочем, мало ли чего только нынче не читают».

– Дядя, а вы, как Робинзон на необитаемом острове! – засмеялся мальчик.

– Точно! – согласился он. – Вокруг океан, остров необитаем, значит, так и есть.

– А вот и нетушки! – подпрыгнул краболов. – Я же ж рядом обитаю!

– Тогда… тогда ты Пятница. Робинзону Пятница положен по штатному расписанию.

– Не-а! У меня – мама. Видите, плывет сюда?

– Вижу. Она тоже Робинзон?

– Женщины Робинзонами не бывают. Она – просто мама.

«Много ты, шкет, понимаешь в Робинзонах!» – подумал Константин Константинович, но предпочел согласиться:

– Верно. Быть Робинзоном – это по мужской части. Но, скажу тебе, юнга, скучное занятие – быть Робинзоном.

– И вовсе нет! – запротестовал знаток робинзоньей жизни. – У него же ж был попугай!

– Не только, – усмехнулся Константин Константинович, ставший Робинзоном. – Собаку забыл? А общество коз и кошек? А когда появился Пятница, думаешь, началась райская жизнь? Вот ты бы, к примеру, согласился жить только с попугаем и собакой?

– Не-а! Я – с мамой.

– Эк, заладил! И то правильно, в зверинце долго не выдержишь.

– Конечно! – поддержал мальчишка. – Даже с человеческими обезьянами! А тот, который с крабами, он ведь плакал, да?

– Почему так думаешь?

– А глаза-то влажные!

– От морской воды…

– Если бы от морской, он бы их вытирал, а он не вытирал!

– Слезы, брат, тоже вытирают, а иногда они высыхают еще до того, как их соберутся утереть, – запутался Константин Константинович и, рассмеявшись, подумал, что с этим пацаном, наверно, не соскучишься. – Понимаешь, краболов, взрослые тоже, бывает, играют с крабами, но играют не от хорошей жизни, потому иногда и нюнят. А потому нюнят, что ничего другого им не остается, – добавил для себя.