Владимир Гоголь - Жизнь прекрасна! Простая, незамысловатая история про…

– Завтра придут, поправят всё, – сказала Лика.

– Кто придёт? – не понял Семён.

– Не знаю точно! Родственники, знакомые. Ну, как принято, приходить на следующий день после похорон. И к тебе придут….

Действительно, утром на могиле у Семёна была целая делегация. Жена, дети, родственники жены, несколько её сотрудников. Семён пристроился на памятнике, возле звезды, выкрашенной бронзовой краской. Посетители заботливо расправили ленточки на венках, поправили подсохшие буртики могильного холмика, зажгли свечку, налили стопку водки, прикрыли куском хлеба и поставили в чайное блюдечко возле памятника. Жена тихо всхлипывала в платочек. Даже в горе своём она была тихой и старалась никого этим не обременять.

Делегация дружно, за исключением детей, выпила за усопшего раба божьего Семёна. Опять все говорили хорошие слова о нём, сочувственные слова вдове. Звучало: «Бог дал – Бог взял!», «Отмучался!» и опять сочувственно вдове: «И ты отмучалась! Почитай целый год по больницам! Легко ли это!».

Выпили по второй. Загомонили, заговорили погромче. «Видимо, хорошо вчера меня поминали!» – прикинул Семён. «Вон, как на свежие дрожжи их растащило!»

– Звезда-то как сияет на памятнике! – воскликнул кто-то их посетителей.

– Неужели меня приметили? – подумал Семён. – Да, нет! Это солнышко так осветило свежевыкрашенную звезду!

Разговор людской слился в единый монотонный гул. Они выпили ещё, стояли, закусывали из принесённых с собой чашек-плошек. Только вдова с обступившими её детишками, молча стояли у свежей могилы. Им не было никакого дела до остальных, как, впрочем, и остальным до них.

– Да, чужое горе за своё не примешь! Чужую беду – руками разведу! – так сознание Семёна отреагировало на ситуацию.

С момента прибытия посетителей на свою могилу, Семён ощутил какое-то бремя, груз какой-то привязанности, какую-то связь с прошлым, с тем временем, когда он жил. Это было какое-то виртуальное чувство, даже не чувство, а непреодолимая тяга, раньше неведомая. Эта тяга глушила ту лёгкость, к которой он так быстро приспособился. Такое ощущение Семён испытывал, пока посетители не ушли. Он машинально проводил их уход. Нет, не взглядом, а сознанием-подсознанием, в чём он ещё не успел разобраться. Он всё воспринимал как бы со стороны, хотя так оно и было, но это было не взглядом со стороны, а восприятием событий нереальных, происходящих где-то и с кем-то, но вроде бы, как не с ним. К этому надо было привыкать.

После ухода посетителей, Семён почувствовал прямо-таки невесомость, опять вернулось ощущение эйфории, только многократно усиленное.

– Привет, Семён! Как всё прошло? – это Лика, совершая круги вокруг него, прямо-таки щебетала.

– Нормально! Чего опять веселишься?

– Тяжесть отпустила! Ощущение потери лёгкости меня растревожило. Наверное, так будет, когда нас будут навещать. Место встречи – наши могилы.

– Сообразительная ты!

– Мы, женщины всегда быстрее вас, мужиков, соображаем. Только не всегда нам это выгодно показывать. Сейчас-то, что уже…, – и Лика опять издала звук, отдалённо напоминающий вздох сожаления.

– Чего это ты присох к памятнику своему? Никуда он теперь не денется! Меня так и тянет ввысь, сильнее, чем все эти дни.

– Меня тоже! – признался Семён.

– Ну, что, помчались! Что там ждёт нас? – Субстанция Лики засветилась ярче, уже не мерцая, а светясь ровным ярким светом.

Семён понял, что с ним происходит то же самое.

И они вознеслись! Не было скорости, не было ощущения полёта, сопротивления среды. Не свистел ветер, не было никакого напряжения. Просто переместились и всё! Исчезло то, увеличенное ощущение лёгкости, на смену ему пришло привычное, обычное, к которому за это время стали относится, как к само собой разумеющемуся состоянию.

Там, куда они вознеслись, царил полнейший хаос. Хаос перемещений! Перемещались мерцающие, светящиеся субстанции, души людей, покинувших свою оболочку, а вместе с ней и тот мир суеты, забот, хлопот, неразрешённых проблем, незавершённых дел и массу всего прочего, что уже не имело никакого значения.

Перемещения происходили спонтанно, в том пространстве, что было возможно охватить сознанием, было несколько ярусов. Души пересекали эти ярусы, свободно перемещались из одного в другой, перемещались вдоль и поперёк каждого яруса. Различия пространства этих ярусов отмечались разными цветами зыбкого пространства, от бледно-голубого, до синего, до цвета аквамарин, затем переход в слабые зелёные тона, далее в розовые, жёлтые…. Неземная такая палитра красок. Это отдалённо напоминало радугу. Непривычные переходы одного цвета в другой. Если применить такое понятие, как горизонт, хотя слабо оно сюда подходило, то в одну сторону эти ярусы, с удалением, принимали более светлый окрас своих тонов, а в другую сторону, наоборот, темнели.