Владимир Гоголь - Жизнь прекрасна! Простая, незамысловатая история про…

В новом наряде лежало чужое, слабо узнаваемое тело. Оно было торжественно серьёзно, синева на лице немного увеличилась, подбородок и щёки покрылись щетиной чёрно-пегого цвета. Одна санитарка шустро соскоблила щетину с его неподвижного лица.

В мертвецкую вошли какие-то мужики, переложили тело на каталку и вывезли в другое помещение. Там на столе стоял гроб, обитый красной материей, с чёрными траурными оборками лент по краям, с белоснежным нутром, с маленькой подушечкой в головах. Туда и положили тело Семёна. Вышел мужчина врач в своём халате салатного цвета, передал жене Семёна, теперь уже вдове, какие-то бумаги, сказал пару дежурных фраз и удалился в свой кабинет. Гроб с телом вынесли на улицу, погрузили в фургон. Семён наблюдал за всеми этими процедурами, передвижениями, отмечая каждую мелочь, но как-то отстраненно, бесчувственно, что ли. Он просто фиксировал в своём сознании события и всё. Для этого, ему не приходилось прикладывать ни каких усилий, просто он следовал за своим сознанием, что воспринимало в данный момент оно, туда он и перемещался. Ему не служили преградой двери, стены, потолки, те условности, которые при жизни доставляли немало хлопот. Он парил вместе со своим сознанием, или скорее ещё подсознанием, так как в полной мере он ещё не ощутил своего нового положения.

Гроб с телом выгрузили у подъезда его дома, занесли в квартиру на второй этаж. Установили на стол, стоящий посреди большой комнаты, служившей им «залом». В комнате было много народа, женщины всхлипывали, утирались платочками, мужчины хмурились. Повисла тишина после всей суеты с установкой гроба с телом. Вдова с детьми-сиротами сидели возле гроба. Дети украдкой поглядывали на то, что осталось от их отца, на это незнакомое лицо, такое безжизненное, отрешённое, с заострившимся носом, с выступившим кадыком на шее, такого непривычного цвета лицо. Вот она смерть, посетившая их дом, вот она, непоправимая утрата, горе чёрное. Вдова, словно в забытье, молча поглаживала его, скрещённые на груди руки. Что ей думалось в эти горестные минуты? Что вспоминалось? Хорошее ли? Плохого при жизни он ей старался не делать, любил, уважал в ней женщину, мать своих детей, ценил, как искусную хозяйку. Говорил ей об этом мало, но она знала это всегда, чувствовала, была в нём уверена. Он был опорой и надёжей, её каменной стеной.

Был! Страшно то как, в прошедшем времени, безвозвратно! Рухнула стеночка в одночасье. Длилось разрушение больше года, а всё равно как-то неожиданно.

Семён всю картину того, что происходило, мог вбирать в своё сознание целиком, не упуская ни одной мелочи. Ему не надо было перемещаться в пространстве, чтобы заглянуть куда-то, что-то увидеть. Он сам бы не смог определить своего местонахождения в этой комнате, да и вообще, был ли он тут или ещё где-то. Физическое его тело было тут, мертво и холодно, а вот та субстанция, которой руководило сейчас освобождённое сознание, которая душа вроде бы, где она? Он мог представить примерно, как он мог бы выглядеть со стороны, если его новое обличье, (или старое, с которым он прожил столько лет и не знал об этом), похоже на те субстанции, которые он видел в мертвецкой. Кстати, он не отложил в своём сознании, куда они подевались. Наверное, тоже сейчас наблюдают сцену прощания их родных, близких с их оболочками, с мёртвыми, холодными телами.

Семён удивился немного тому, что сочувствия нет у него к тем людям, которые горюют о потере его, что даже любимая жена, сидящая в трауре у гроба с его телом, не вызывает сострадания, даже его дети, горячо любимые, выглядевшие сейчас потерянными, никому не нужными, не будят в его сознании никаких чувств. Только наблюдение со стороны. Это тоже мелькнуло и пропало из глубин сознания. Он сейчас в роли наблюдателя, а чувства, переживания остались там, по ту сторону. Поэтому ему так легко, такая, ничем не обременённая, свобода, парение и эйфория души, освободившейся от бренного тела. Души, освободившейся от груза мирских забот, горестей, печалей, всёго того, что человек веками придумал сам для себя, создавая временные трудности, которые преодолеть иным не хватало всего срока жизни. А многие при попытке преодолеть, укорачивали этот жизненный срок, или так ухудшали свою жизнь, утонув в этом океане условностей, что и не рады ей были. Смерть, ограничение свободы, вот самые страшные наказания земные! Не знает человечество, что именно после физической смерти, человек приобретает истинную свободу, неподсуден он становится, суду людскому. Теряя свою оболочку бренную, душа освобождается от забот бренных, таких, как добывание пищи, одежды, прочих благ цивилизации, на что у некоторых уходит вся жизнь, весь её смысл состоит из этого. Они – рабы цивилизации, ценностей, которые таковыми не являются. Всё золото мира не способно повернуть вспять время, не способно вернуть молодость и силы старику, жизнь близкого человека, любовь и нежность. Несомненно, что богатый человек может в том мире позволить себе гораздо больше, чем человек, имеющий ограниченные средства к существованию, или не имеющий таковых вовсе. Ну и что? Каждого ждёт свой жизненный путь, каждому определён свой биоресурс. Определён природой, на генетическом уровне. Случайности, человеческий фактор, насилие, социальные условия, всё это порождение цивилизации, создано человеком. Порой кажется, что во благо всего человечества, а нет, в итоге всё равно во вред.