Марина Богуславская - Вечность внутри стен

– Наверное, нужно познакомиться? Меня зовут кактусик, – светловолосый парень, сидящий у окна, кивнул, привлекая внимание и разворачивая очередную шоколадную конфету, отлаживая шелестящую цветную обёртку и беря в руки прозрачный стаканчик, – называйте меня так, да. Я люблю кактусы… – волосы у него блестящие, собранные в низкий хвост, кончиками касающиеся серой безразмерной толстовки. Он спокойный, даже очень, удивительно красивый – темноглазый, с плавными чертами лица и глуповатой улыбкой на тонких губах, с чётко очерченными тазовыми косточками под задравшейся от потягивания толстовкой – и вроде приятный в общении. Голос у него низкий, медовый, и говорит он быстро и чётко, немного смешливо, вызывая этим улыбку. Он сидит, с ногами забравшись на своё место, неторопливо пьёт свой чай, сдувая с него клубящийся пар, и ест конфеты – они разные, отличающиеся формой, размером и фантиками, что аккуратно сложены в небольшой прозрачный пакетик. Наверное, он ещё студент, ведь выглядит молодо, и, кажется, едва ли прожил двадцать лет.

– Двадцать восьмая, – улыбка уголками губ и устремлённый на сменяющиеся за окном краски мира взгляд. Соседи – люди вроде приятные, и молчание будет нелепым, когда они сами начинают разговор. Чай греет вечно холодные руки, медленно остывая, и я добавляю тихо, неуверенно, встречаясь с его взглядом: – просто двадцать восьмая.

– Пятьдесят восьмая, – женщина, раздававшая напитки и еду на вокзале, испугавшая того нервного мужчину, улыбнулась, на секунду отводя взгляд от книги. Она тихая, спокойная, сидящая ровно и говорящая уверенно – это даже восхищает в такой ситуации. Может, когда-то учительница, раз держится со спокойной уверенностью перед незнакомыми людьми, и с лёгкостью вызывает доверие – она старше всех тут, но выглядит молодо и ещё полна сил для авантюр. На её ногах, скрытых за тонкими чёрными колготками, обуты мягкие, должно быть, серые тапочки, и веет от неё почти домашним уютом.

– Сто третья, – девушка, сидящая рядом со мной, слабо кивнула головой, отчего её зелёные волосы закрыли её лицо. Бледная едва не до прозрачной кожи, тихая, в тонких руках сжимающая свой чай и не смотрящая на остальных, будто смущённая, она создаёт ощущение тепличного ребёнка с попыткой в свободу. На коленях лежит книга по анатомии, толстая, тяжёлая, которую она читала до этого, и которая своим весом прижимает вязанный тёмный кардиган к ногам, обтянутым синими джинсами и обутыми в тёмные балетки. Милая, что и сказать, наверное, ещё школьница, да и добрая очень – предлагает всем печенье с шоколадной крошкой, вроде домашнее, и спрашивает о самочувствии.

«Мило…» – я улыбнулась своим мыслям, чувствуя тягучую боль в пояснице, вызванную, скорее всего, неудобной позой – слишком ровно сидящая, будто примерная девочка, я боюсь доставить неудобств другим. Все кажутся такими приятными, и никто не кислит ощущениями, отчего становится легче на душе. Может, и правда все объединены этой ссылкой, а, может, это просто привычное молчание.

Кактусик предлагает всем своих конфет, доставая их из безразмерной сумки, кажется, набитой лишь ими. Руки у него тёплые, даже горячие, а конфеты сладкие, оставляют едва ощутимый привкус шоколада – он рассказывает что-то, распечатывая очередную конфету, и, кажется, действительно внимательно его слушает только сто третья. К нему заглядывает, видимо, знакомый или хороший друг – смотрит пронзительным взглядом, понятливо улыбается и кивает ему, говоря что-то вроде «Да тебе повезло!» , но его голос растворяется в шуме других голосов – все знакомятся активно, что-то обсуждают и пишут вместе, весьма не двузначно смеясь.

Впереди – ещё около четырнадцати часов поездки. Ожидаемое время прибытия – второй час после полуночи. «Вам ли не привычно?» – очередной подчинённый уродливого правительства криво усмехнулся, слыша недовольство, и ушёл к себе, показательно хлопая створками разъезжающихся дверей.

В соседнем купе громко и выразительно читают, видимо, вместе написанный рассказ, наполненный совершенно разным смыслом в каждом предложении. Громкий, приторно-сладкий голос, и не менее громкие слова о любви наших сопровождающих – единое, что слышно, и, кажется, ближайшее время их активная деятельность не замедлится.

– Зато не скучно! – пятьдесят восьмая улыбнулась, и, отложив свою книгу, вышла, решив, видимо, присоединится. Из соседнего купе послышался голос двадцать первой, и, после – смех.