Коллектив авторов: Два ангела на плечах. О прозе Петра Алешкина

Ирина Ивановна два года назад приехала к своему мужу-зеку, устроилась учительницей в колонию, чтобы быть к нему поближе. Но того убило сорвавшейся балкой. А она осталась.

Вообще, выбор сюжетов рассказов Алешкина может подавить своей суровой прямолинейной направленностью. Сами же эти создания писателя оказываются насыщенными большой лирико-драматической силой, чистотой нравственного чувства, заключенного в них, глубиной и значительностью высказанных идей. Здесь важно не только что, но и как это что воссоздается автором в художественной системе его произведений.

История любви одинокой несчастливой учительницы и тамбовского паренька очень чиста. Да, наверное, это тысячная история первой любви в русской литературе. Но она написана именно Алешкиным, и это видно сразу. Здесь почти нет лирических отступлений, но вдруг прорвется, и понятно, что от самого сердца:

«Я всегда любил людей, не абстрактное человечество, а конкретных людей, тех, с кем меня сталкивала жизнь, даже в лагере. И люди отвечали мне тем же. Конечно, бывало, и я невольно обижал близких, и меня обижали, получал и я неожиданные тумаки, но мне всегда казалось. что это от непонимания меня, моих поступков. Я никогда долго не сердился на обидчиков, не старался отомстить, верил: жизнь сама расставит все на свои места».

Истории о первой любви обычно кончаются грустно. Эта тоже не исключение. Вообще, вся наша жизнь грустна. И это в книгах Алешкина пробивается постоянно.

Ко многим его произведениям подходят слова Достоевского: «Невольно приходит в голову одна чрезвычайно забавная, но невыносимо грустная мысль: «Ну, что, если человек был пущен на землю в виде какой-то наглой пробы, чтобы только посмотреть: уживется ли подобное существо на земле или нет?»

Алешкин хотел бы найти залог духовного обновления человечества в прекрасном, утвердить исконное стремление к правде и красоте. Но прекрасная мечта паренька Белого оказывается разрушенной. Было бы, однако, неправильным видеть смысл этого талантливого рассказа лишь в изображении гибнущих иллюзий. В рассказе есть положительное начало, оно заключается в утверждении подлинно человеческих качеств, которые, как бы трагически ни складывались судьбы, все-таки являются самым главным и ценным на земле. Подлинная красота – это красота душевная, говорит писатель.

Рассказы «Телушка» и «Половодье» – из ранних.

Видно, какое значение художественной детали придавал Алешкин уже тогда.

«В прокуренной теплушке было прохладно и по-осеннему сыро. Пыльная лампочка тускло освещала некрашеный с отбитым углом стол у окна, пол, доски которого не были видны из-за грязи, натасканной утром мужиками, печь-голландку с облупленным боком, старые плакаты, прибитые к стене гвоздями».

Характерное свойство детали у Алешкина, чрезвычайно важное для жанра рассказа, заключается в том, что она способна передать уму и сердцу гораздо больше, чем голая словесно-смысловая ткань фразы, выражающей эту деталь.

Сторож Тимошка мучается, когда наглый завфермой уводит ночью неучтенную телушку.

Он знает, что ему могут не поверить и что наверняка неприятностей наживет, но – решается на правду. Ибо правда – высшее состояние человека. Тимошка, конечно, этого объяснить не может. Но он это понимает всей своей жизнью.

Рассказ «Половодье» о прощании с отчим домом. Вроде бы ничего особенного не происходит. Деревенские ребята на речке раскалывают льдины, гоняют гусей. Но все это, обычное, для Мишки в последний раз. Семья уезжает. За призрачным счастьем, а на самом деле за такой же убогой жизнью. У Паустовского я как-то прочитал: «Ожидание счастливых дней бывает иногда гораздо лучше этих самих дней». Этот паводок не принесет чудес, он лишь повлечет семью за собой, мимо темных изб и грязных берегов.

«Возле калитки тарахтел трактор. На прицепе стоял шифоньер и были в беспорядке навалены узлы, стулья. Торчали ножки стола. В зеркале шифоньера отражались крыша избы, кусок неба и белые растрепанные облака.

Отец заколачивал окна. Изба от этого становилась чужой, нежилой, похожей на другие покинутые избы деревни». То, что людьми принято называть судьбою, является, в сущности, лишь совокупностью учиненных ими глупостей.

Некоторые ранние рассказы, например «Случайная встреча», кажутся скомканными. Конечно, выручает общее лирическое настроение рассказа. И еще вдруг дохнувшая теплотой подмеченная художественная деталь, вроде – «я представил, как она поправляет одеяло вначале у сына, он поменьше, потом у дочери. Все матери делают это одинаково».