Татьяна Веденская: Личная жизнь женщины-кошки

– Ничего себе, какой кошмар. Ее спасли? – спросил следователь, а Юрка склонил голову к плечу и фыркнул.

– Нет, не спасли. Нас тут призрак навестил, Фаине синяк поставил.

– Ну да, – кивнул следователь и, кажется, покраснел.

– Юра! – возмутилась я.

– Ладно, ладно! – поднял руки он, а потом снова принялся делать пометки в блокноте. Игорь продолжил:

– Я пробовал тогда новый метод, он, кажется, начал ей помогать. Во всяком случае, рецидивов не было. А потом Вера решила, что у нас с ней взаимная любовь. И что это только вопрос времени, чтобы я тоже это понял. Я отметил это в ее карте, предложил заменить лечащего врача, а Вере сказал об этом так мягко и корректно, как было возможно, а она…

– Попыталась покончить с собой, – закончила за него я.

– Да, – тихо кивнул Игорь. – Пришлось уволиться. Мне предлагали перейти в другую клинику, но я решил – хватит. Буду помогать тем, кто хочет сделать свою жизнь лучше. Тем, кому помочь невозможно – этого мне хватило.

– Да уж, – кивнул следователь. – Но как вы могли не узнать ее? Как вообще она выглядит на самом деле? У вас нет фотографий?

Игорь задумался, а затем поднялся и пошел в комнату. Вернулся он с фотоальбомом в руках – с тем самым, где у него лежали последние фотографии, где имелась и фотография Анны, о которой он не знал.

– Вот как Вера выглядела тогда, – сказал он, протягивая фотографию следователю. – А сейчас не знаю. Она приходила ко мне под видом сотрудницы из отдела продаж и выглядела неузнаваемо. Ну а сегодня в дверном глазке я увидел Фаину. Поэтому и открыл дверь, собственно. Еще удивился, чего это она звонит в дверь, когда у нее есть ключи, но решил, что она их потеряла.

– Это так на меня похоже! – обиженно пробормотала я. Игорь только виновато пожал плечами.

Следователь посмотрел на фотографию и отдал ее обратно Игорю. Я пыталась вспомнить, что это могла быть за фотография, я ведь просмотрела этот альбом совсем недавно, но сейчас я не смогла вспомнить никого, хоть отдаленно напоминающего эту Веру, ее темные, больные глаза. Но вот Игорь протягивает мне снимок, и я вижу ее, но не узнаю. Вера Турчинова стоит там, в больнице, в коридоре, неподалеку от группы врачей в белых халатах. Я не обратила тогда на нее внимания. Невысокая, худая, тоже в белом, но не в халате, а в платье, темные волосы собраны в неаккуратный хвост, черные несчастные глаза, осунувшееся, изможденное лицо. На вид ей на снимке было лет сорок пять, не меньше. Что-то потустороннее читалось в ее взгляде, словно каждый день она видит то, чего не видит никто другой. Мир, полный чудовищ.

– Не узнать! – ахнула я. – Что же с ней будет?!

– А тебя это волнует? – хмыкнул Юрка, но Игорь посмотрел на него, словно молча просил заткнуться. Черствость – фирменный знак качества у журналистов.

– Думаю, теперь ее положат в другую больницу, – грустно сказал Игорь. – Конечно, теперь Вера стала опасной, и ее не смогут оставить в обычной палате. Я знаю, как это происходит в таких случаях. Я работал с пациентами на принудительном лечении. Основная цель этого так называемого лечения – обеспечить безопасность общества. Это совсем другая история.

– Так ее не будут судить?

– Тут Вера была права, – заметил Игорь. – Судить ее не будут, она недееспособна.

– А по виду и не скажешь, – возмутился Юра.

– Вот почему люди сходят с ума?! – спросила я, с ужасом представляя себе ту больницу, в которую отправляют людей, представляющих угрозу для общества.

– А ты считаешь, эта женщина должна и дальше гулять на свободе, что ли? – спросил Юра.

– Я считаю, что мир ужасно несправедливое и грустное место.

– Это точно, – согласился Игорь. Следователь дописал протокол, мы расписались в нем, ответили на несколько дополнительных вопросов от Юры – он, кажется, был просто счастлив, что идея с интервью трансформировалась в репортаж с места событий.

– Но знаешь, Фая, – прошептал Игорь, наклоняясь ко мне, когда мы все уже стояли в коридоре. – Когда в моем мире вдруг появляются женщины с синяками под глазами, все становится совсем не так уж плохо.

– Он что, уже тебя бил? – возмутился Юра, натягивая ветровку. Молчанов встал в свою любимую позу – руки в боки – и посмотрел мне в глаза. – Ты только скажи, и мы это тоже дадим в эфир!

– Хватит с тебя, – бросила я. Мы с Игорем переглянулись и рассмеялись. Потом все ушли, а мы заварили чай и принялись пить его с тортиком, который так кстати нашелся в холодильнике, Игорь купил его, чтобы кормить им Вовку на выходных, но племянник не приезжал. Я вспомнила про Вовку и тут же про маму, Лизу и про Сережу тоже. Я встрепенулась и побежала звонить. Я рассказала урезанную, облегченную версию того, что случилось, ибо вовсе не хотела, чтобы мама снова узнавала о моей судьбе из телевизионных новостей. А, зная моего бывшего, понимала: новость выйдет «жареной».