Алексей Шипицин - Дедушка 2.0. Пути неисповедимы…

– Ну да. А что это еще может быть?

– Где нашел?

– В доме, под полом, между бревнами. Что-то блестело, он и вытащил.

Ясно – он обнаружил то, что и она заметила. А он, как сорока, за всякими «блестяшками» охотится.

Она покрутила клад в руках, рассмотрела со всех сторон. Продолговатая шкатулка, сделанная в виде маленького сундучка, снаружи обитая железом. Потому и блестела. Нет, не железом, оно бы заржавело. Какой-то другой металл – желтоватого цвета, солнечного.

– Медь, – подсказал дядя Гена. – Или бронза. Дорогая, судя по всему, вещица. Потому что древняя.

Что за бред? Какой клад в бабушкином доме? Откуда здесь сокровища? Алена попыталась открыть плотно подогнанную крышку, вопросительно посмотрела на дядю Гену.

– Закрыта, я уже пробовал. Ключа нет, – и, видя ее разочарование, рассмеялся. – Ладно, смотри. Я уже открывал.

– Без ключа? Чем?

– Вот, – он показал отвертку, – сама-то шкатулка крепкая, а замок весь сгнил.

– И что там?

– Сокровищ там нет, – то ли успокоил он ее, то ли расстроил. – Бумаги какие-то.

Он снова подцепил крышку, что-то в шкатулке щелкнуло, и крышка открылась. Алена заглянула внутрь.

– Здесь же пусто?! Ничего нет…

– Конечно, вот они. Как говорится, мухи отдельно… Шкатулка, конечно, ценность представляет. Антикварную. А прятали вот это…

Он передал ей небольшой сверток, завернутый в плотную холщовую тряпицу. Она развернула – там лежало несколько листков бумаги, судя по всему, откуда-то вырванных.

– Что это?

– Не знаю, не успел разобраться. Похоже на чей-то дневник, с датами. Старый, еще с «ятями».

– С чем?

– С твердыми знаками. Их после революции отменили. Значит, еще при царизме записывалось.

Алена удивилась еще больше – ну ладно, клад. Кто-то из предков поднакопил денег и спрятал… Но кто вздумал прятать в бабушкином доме дневник? Зачем? От кого?

Ладно, потом разберемся. Сейчас не до этого. Она положила шкатулку и сверток на заднее сиденье, рядом с детским креслом.

– Дядя Гена, поехали. Ваня, садись в машину. Нам еще в одно место заехать надо.

Пятница, 11-00

Теперь заехать надо было самосвалам с ПГС – песчано-гравийной смесью. Так и шла целый день вереница машин, когда меньше, когда больше. Производственный процесс не прекращался. Ненасытный монстр требовал очередной порции еды. Завод напоминал ей какой-то гигантский живой организм с очень странным вкусом, который пожирает в неимоверных количествах все эти цементы, смеси, арматуры и прочие «деликатесы», потом пережевывает и переваривает где-то в своем чреве. А в итоге такой бурной жизнедеятельности получаются вполне приличные и аккуратные железобетонные изделия…

Какая-то женщина прошла в отдел кадров – крановщицей устраивается, за ней еще несколько человек. Люба выписала им разовые пропуска, записала в журнал. Придется к новым людям привыкать. Текучесть на заводе была большая. Платили, в принципе, неплохо. Но работа была тяжелая, да и условия труда оставляли желать лучшего. Вот многие и «желали лучшего». А вообще Люба очень быстро влилась в заводской коллектив. Особенно после того, как перешла на свой новый, эксклюзивный, график работы.

Чем больше Люба обдумывала эту безумную идею – «четыре плюс ноль», тем более реальной и вполне осуществимой она ей представлялась.

А что, душ на заводе есть, вечером, когда появлялся «ночник», можно и отлучиться на часик-другой, помывки-постирушки устроить. За продуктами сходить совсем просто и быстро – рынок напротив, совсем рядом, через дорогу. Готовила она здесь же. Получалось, что бытовые проблемы все решались…

А квартиру сдавать можно – и под присмотром будет, и доход дополнительный какой-никакой. Да хоть Женьку пустить. Он так и подрабатывал «ночником» в параллельной смене, они изредка встречались – объект друг другу передавали. Нормально общались, о том случае не вспоминали. Женька как-то в разговоре обмолвился, что хорошо бы квартиру снять в микрорайоне, поближе к заводу. А то ездить далеко приходится. Спрашивал, никто не сдает? Сейчас она про него и вспомнила.

Одна проблема была – вернуть «ночника» в ее смену. Она же сама от него отказалась, уговаривала Федора Борисовича не так давно.

Борисович и на сей раз, естественно, ворчал, ругался: «Сколько можно из-за тебя график ломать? То убери „ночника“, то верни. Как выдержишь одна, без сменщика? А если какая-нибудь комиссия по труду? Инспекция? Нас же здесь повесят…»

Но в конце концов согласился – ее ценили. Еще бы – ответственный и, главное, непьющий работник. Так она и переехала жить на завод. «Четыре плюс ноль».