Анна Вислоух - Жизнь переменчива. Рассказы

На следующий день она отправилась в редакцию областной молодёжной газеты, где пару раз опубликовали её письма-отклики на «гвоздевые» материалы номера. Леденея от ужаса и своего нахальства, открыла двери в первый попавшийся кабинет и выпалила:

– Возьмите меня на работу! Я пишу стихи! И ещё сочинения в школе были на пятерки…

Как ей потом рассказывали, редактор отдела культуры просто онемела от такого явления и долго не могла произнести ни слова. Но в газету её взяли – с испытательным сроком. А через полгода перевели в штат.

Вечером они вместе возвращались домой. Тимка бежал рядом вприпрыжку, то и дело подскакивая и весело треща о чем-то своём, детском:

– Мама, смотри, вон большая звезда на небе – это наша воспитательница, вон те, поменьше – это ребята. А все остальные – столы!

– Почему столы, Тим? – не понимала Женька.

– Ну как же, мам, – удивлялся Тимка. – Как же в группе без столов?

В тот вечер они никого не ждали в гости, поэтому прозвеневший в тишине звонок показался особенно громким и требовательным. Женька подошла к двери, глянула мельком в глазок, на секунду замерла, ещё раз прильнула к нему и словно перестала дышать.

– Я не открою тебе, – прошептала она, словно тот, кто стоял за дверью, мог услышать её шёпот.

– Жень, открой, пожалуйста, – голос был просительный, даже какой-то умоляющий. – Ты должна меня выслушать.

– Я никому ничего не должна, – снова прошептала Женька. За дверью словно опять услышали её слова.

– Ты должна меня выслушать! – раздалось в звенящей тишине. – Я не уйду отсюда, пока ты не откроешь.

Женька непослушными, негнущимися пальцами отодвинула задвижку замка и обречённо посторонилась. В дверь вошёл Миша.

– В комнату пригласишь? – спросил он спокойно.

– И кухни с тебя хватит, – фыркнула Женька, потихоньку пришедшая в себя и пытавшаяся овладеть ситуацией. Ну пришёл через столько лет, но ведь ты всё это время ждала его, слабо признаться? Хотя бы сама перед собой не лицемерь!

Выбежавший на громкие голоса Тимка доброжелательно поглядывал на дядю из-под длинной прямой челки. «Подстричь пора!» – машинально отметила Женька и, взяв сына за плечи, мягко развернула его в сторону двери:

– Тима, посиди в комнате, нам с дядей надо поговорить.

Миша стоял молча, с любопытством разглядывая пацана.

– Что ж ты не поправляешь меня? – вскинулась Женька. – Скажи уж сразу, что ты его отец!

– Скажу. Попозже, – он уверенно прошёл на кухню, выдвинул табурет из-под стола. – Присаживайся. В ногах правды нет.

– А в чём она, эта правда? – вежливо поинтересовалась Женька. – В том, что ты сегодня к нам пришёл? Мы тебя не звали.

В её груди уже начинал разгораться маленький костёрчик, словно кто-то ехидный подкидывал в него дровишек. Женька чувствовала, как языки пламени становятся всё больше и больше, от нестерпимого жара ей захотелось пить, она, не глядя, нашарила в холодильнике бутылку минералки и жадно глотнула прямо из горлышка.

– Хватит, не злись, – Миша миролюбиво взял её за руку. – Поиграли в игрушки и будет.

– В игрушки?! – Женька задохнулась.

– Это, – она ткнула пальцем в сторону комнаты, где находился Тимка, – это тебе игрушки?! Слушай, уходи по-хорошему, оставь нас в покое! Ну откуда ты взялся? Катись на свой Север, что тебе там не сиделось?!

– Твои родители дома? – вдруг без всякой связи спросил он.

Женька ошеломлённо замолчала, села всё-таки на табурет и выдавила:

– Мама умерла… У неё было больное сердце. А отец снова женился, живет у новой жены. Мы здесь одни.

Сказала и тут же подумала – зачем? Зачем она ему всё это объясняет? И что это изменит в её решении, которое она приняла сама, не поддавшись в тот раз ни на чьи уговоры.

– Я приду ещё, – он произнёс это так, что она поняла – придёт, и грош цена её хвастливым лозунгам: «Мы вдвоём с сыном и больше нам никто не нужен».

– Почему ты тогда написал мне это письмо? – тихо спросила Женька, испытывая жгучее желание дотронуться до его щеки, провести пальцем по губам, чтобы он шутливо прихватил ими палец и стал целовать её руки все дальше и дальше, до локтя и выше… Она вздрогнула, провела ладонью по лбу, словно снимая с него паутину, в которой сама запуталась, как глупая безмозглая муха.

– Какое письмо? – он удивленно оглянулся. – Я не помню, да и тебе советую забыть.