Григорий Жадько: Провинциалка

Лиза никак не реагировала. Не до них.

Двое суток в пути тянулись медленно, а как миновали Владимир, народ проснулся, засуетился. Столица как большой магнит притягивала людей.

Наконец, поезд втянулся в знакомый Ярославский вокзал. Было раннее утро. Она шла пешком с рюкзаком за спиной. Метро обдало запахами креозота и гулом вагонов. Малый Кисловский переулок встретил ее буднично. Все куда-то спешили. Государственный институт театрального искусства – ГИТИС, с прошлого года не изменился. Лиза привычно вошла в знакомые двери. Массивные стены были возведены еще при царе-батюшке как раз перед Первой мировой Рихардом Нирнзее. Кто только не квартировал в этом историческом здании: и театр-кабаре «Летучая мышь», и кабаре «Кривой Джими», и Московский театр сатиры, и даже одно время прописался цыганский театр «Ромэн» под руководством Мойше Гольдблата и Михаила Яншина. Но это в далеком прошлом. Даже седовласые преподаватели не помнили прежних хозяев этого доходного дома, что уж говорить про молодежь. У них дела были поважнее.

Сдав документы, Лиза пешком без задержки отправилась, на Тверскую в МХАТ. Нужно было успеть записаться на двухнедельные подготовительные курсы. По сравнению с ГИТИСом, там готовили абитуриентов более основательно. Преподавали замечательные педагоги МХАТа – Сажин и Земцов, у которых можно было многому научиться. Только к полудню удалось освободиться, и она, не мешкая, поехала к бабе Вере. Она жила на Никольской недалеко от «Славянского базара».

Баба Вера, полуслепая старушка, была очень дальней родственницей по линии матери. Не первый год, она привечала нерадивую абитуриентку, и Лиза платила ей любовью, посильным трудом, отмывая, накопившуюся за год, сажу на окнах, драила, ванную, туалет, красила и белила высокие, но нескладные комнаты старушки.

– Эх! Приберет меня Бог! Куда пойдешь милая! – вздыхала старушка, – а пока милости просим. Я тебе на кухне постелю.

– Да конечно баба Вера. Я сама постелю. Белье в шкафу?

– А х-где ж ему еще быть, – скрипела старушка. – Там и покоится. Подштопать надо.

– Сделаю. Только не сегодня. С ног валюсь.

– Да окстись касатка! Это я так сболтнула, не подумавши.

– Я вам гостинцы привезла, – оживилась Лиза, ныряя в рюкзак.

– Х-господи! Да зачем, – неуверенно открестилась старушка. – Мне государство пенсию платит, и Москва доплачивает. Мы не бедствуем.

– Это от чистого сердца! – с нотками лести заявила Лиза, разворачивая бумагу.

– Хм! Тогда конечно. – По-хозяйски, жмуря один глаз и рассматривая подарки, сказала старушка. – Как Мария?

– Вы про мамку? Татьяну спрашиваете!? – подняла брови Лиза.

– Батюшки! Ты же Татьянина, Чумакова дочь, я все путаю.

– Здорова. Привет передает, – со вздохом облегчения поведала Лиза.

– И ей передай, как приедешь. Ты же на доктора выучиться хотела?

– Нет! В артистки хочу.

– Куда тебя леший понес!? – воскликнула старушка с удивлением в голосе. – Этого бесовского племени сейчас пруд пруди – и ты туда же! Выбрось эту дурь из головы!! Это же вертихвостки, а в тебе еще деревню видать, – решительно заключила она.

– Видать? – недоуменно переспросила Лиза, немного смутившись.

– Да конечно, – прямолинейно продолжила хозяйка. – Вот дохтор из тебя бы отменный получился. Слушай, что я тебе говорю. Я жизнь прожила. Люди уважать будут.

Лиза не стала возражать, вспомнила где-то слышанное: «Врачи можно разделить на три категории: врач от Бога, врач – ну, с Богом, и врач – не дай Бог!»

Если не к душе, то уж лучше не дай Бог.

Простыни, как и все в квартире пахло нафталином, тленом, и чем то еще, что указывало на давно отжившее, уходящее в небытие.

«Однако. Над тем, что видать „деревню“ даже старушке – настораживает! С этим что-то надо делать!» – подумала Лиза, тревожно засыпая на жестком топчанчике, под громкое тарахтенье холодильника. – «Может и правда, не зря говорят: „Девушка может уехать из деревни, а деревня от девушки никогда!?“»

На курсах Лиза, не смотря на разницу в возрасте, подружилась Урсулой Лушниковой, которая тоже готовилась к поступлению в ГИТИС и еще одним парнем, который представлялся Никасом хотя на самом деле был Николаем. Узнав, что они подали документы в ГИТИС, а не в МХАТ, он по большому секрету поделился своей теорией для поступления и уверял, что она практически не должна давать сбоев.