Владимир Гоголь - Крестник. Повесть

Задумано, исполнено. Сто грамм напитка под названием коньяк, этот тандем из двух вьючных животных, даже отдаленно не напоминал натуральный благородный напиток. Так, спирт с чаем средней паршивости. Бутерброд, сигарета и через десять минут чувствую себя человеком. Вперед! На штаб!

На удивление все прошло гладко, и пропуск был готов на мое имя, и документ, именуемый приказ-предписание о том, что такой-то, сякой увольняется в запас согласно тому-то и тому-то закону, такой-то статье. Подписи, печать, все, как положено. Зря, выходит, я волновался и эту дрянь пил. Да, черт с ним! Переварим. Крестьянское брюхо и долото переварит, только попади туда.

Государственная бумага с подписями высоких чинов и печатью придает уверенности в том, что остальное – дело техники. Мне сказали, что этот же приказ ушел в часть, что я могу возвращаться домой и ждать Андрея там.

Нет уж! Что-то вся эта срочность мне не нравится. Не все так гладко в армии, как считают штабные. Надо ехать! Даже если разминусь, и его отправят домой, он не пройдет мимо своих родственников в Тоцком. Узнаю об этом и вернусь. А сейчас задача ясная, добраться до полигона в Тоцком, найти Андрея, и на законных основаниях забрать его домой, в семью. Выполнять!

Невольно начинаешь мыслить короткими фразами, резкими, как приказ. Еще бы, столько времени среди военных.

На вокзал, билет в плацкартный вагон до Оренбурга на ближайший поезд. В оставшееся время прикупаю малую толику снеди в дорогу, питья, сигарет. Все, как обычно перед отъездом. Наконец-то вагон, верхняя полка, постель. Умылся, сполоснул разопревшие ноги, и спать, спать, спать! Еще не знаю, когда придется в следующий раз спать в постели. Неизвестность, первый раз по этому маршруту. В другой ситуации сидел бы у вагонного окна и взирал на мелькающие мимо пейзажи, а сейчас не до того. Глаза слипаются, и сон окутывает меня с ног до головы сначала серой дымкой, а затем глубокий провал. Под мерное покачивание поезда спится прекрасно. Да еще после ночи, проведенной на вокзале, в сидячей позе, в полудреме. Да что это объяснять, многим знакомая ситуация. Дороги, путешествия, все это хорошо по своей, по доброй воле, в отпуск, в хорошую командировку, а не так, как я, как заяц от лисы – петлями по России. Да и цель этой поездки, мягко говоря, с душком. Что ж я не понимаю, глядя на ребят, у которых нет оснований для отмазки от этой войны, что им предстоит, все ли вернутся домой, а кто и вернется, то, возможно покалеченный, раненый, контуженый, а уж с нарушением психики – каждый второй. Первое время будут рады, что выбрались из этого пекла, из этого огня. А потом эйфория проходит, начинаются трезвые будни. С их болячками, как телесными, так и душевными. Да еще сознание того, что никому ты не нужен в этой стране, за которую кровь проливал, свою, чужую, какая разница. Тебя призвали, не обучили толком, отправили в эту мясорубку, выжил, радуйся. Что? Протез поудобней, а где его взять? Наши, времен Очакова и покоренья Крыма, Отечественной Войны 1812 года не хочешь?! А ты знаешь, сколько стоит нормальный протез, которым можно пользоваться безболезненно, да еще себя обслуживать, а может, даже работать? Есть немецкие, да за немецкие же деньги. Ты вместе со своей деревней столько не стоишь. Так что ковыляй, на чем есть. А те, кто в танках горел. С ожогами лица, тела. Те, вообще гнили заживо и умирали в страшных мучениях. Негласный приказ: строгий учет обезболивающих наркотических препаратов. А челюстно-лицевые, когда парень в двадцать лет становился уродом, возвращался в родное село, где его ждала девушка, которую он любил первой трепетной любовью юноши, которая при виде его лица падает в истерике, да и не мудрено, если мать родная не сразу признает сына, свою кровиночку. Для этого она его растила, холила, лелеяла, уму-разуму учила, надеялась, что в старости не даст с голоду пропасть, прокормит и обиходит. А сейчас, кому он нужен в свои двадцать с небольшим лет. Без специальности, инвалид, обреченный существовать на нищенскую пенсию, которую не жалко бросить в рожу тем государственным деятелям, политикам, министрам, президенту, за то, что исковеркали молодую жизнь, испоганили судьбу. Мало досталось этому пареньку, так ему еще предстоит испытание – любимая выйдет замуж за другого, будет жить рядом, в одном селе, в одной деревне, у него на глазах будет рожать детей. Ни ему, ни ее новой семье деваться некуда, так и будут жить бок о бок. Одна с чувством вины, другой озлобившийся на судьбу. Несправедливость сквозь всю жизнь, не красной чертой, а кровавой пеленой. Скольких ждет такая судьба? Многих! Они, это племя молодое, нужны лишь для того, чтобы прикрывать задницы политиков, заигравшихся судьбами людей, народов, стран и континентов. А затем на свалку истории в свои молодые годы, в отходы, в наркоманы, в уголовщину, в пьяницы. Мало кто выдерживает последствия войны. Человек не рожден для убийства в своей массе по природе, а когда приходится это делать, да еще по приказу, да под удобоваримым соусом, можно и привыкнуть, давая себе поблажку.