– О, – как будто она ожидала такого вопроса, – все ништяк. Ты активно спонсируешь центр по спасению леопардов. Безвозмездно кормишь маленьких африканских деток, строятся десять клиник и центров по борьбе с вирусными заболеваниями, короче, ты Меценат с большой буквы.
– Ты хочешь сказать, – уверенно спросил я, оживившись, – что я трачу бабло на маленьких голодных леопардиков?
– Да, – гордо ответила Герда и рассмеялась. – Просто все остальные маленькие и исчезающие животные уже давно распределены. Вот Сергеич, к примеру, возглавляет фонд по восстановлению иглобрюхого иглобрюха.
– А что, такой бывает? – с интересом спросил я.
– Да какая разница? – вспылила она. – Просто бабки должны крутиться. Особенно если их о-о-очень много.
– Хрена лысого! – закричал я. – А знаешь, о чем мы с Саней в детстве мечтали, если найдем чемодан с деньгами?
– Надраться, – уверенно ответила Герда и надула обиженные щечки.
– Ну это само собой, – развел я руками для убедительности, – а вообще мы мечтали честно отнести этот чемодан в милицию. Принести его, положить так вот на стол самому главному милиционеру и сказать: «Заберите свой миллион, мы – советские пионеры и точно знаем, что счастье не в деньгах». И нас тут же на телевидение, на радио. Грамоты почетные и вымпел. Почет, короче, и уважуха.
Герда смеялась до слез. Потом немного успокоилась и добавила:
– Ладно, твоему Сане я миллион-другой отправлю. Посмотрим, куда он их понесет.
– В жопу, – ехидно передразнил ее я.
– Вот именно, – завершила она мысль. – У нашего среднестатистического половозрелого алкаша ведь какой посыл? Появились большие деньги. Не важно, откуда, появились, и все тут. И либо это аттракцион невиданной щедрости: сразу откуда-то появляется миллион друзей и знакомых, банкеты и приемы, всем взаймы или просто безвозмездно, и все – нет денег, либо необъятной жадности. Бывали случаи, когда деньги попросту зарывали в саду. Они там и сгнивали. Никакой культуры.
– Ладно, – сдался я, – черт с ними, с леопардиками. Кажется, мы снижаемся.
– Кажется – креститься нужно, – строго ответила она. – Нам еще четыре часа пилить. Ладно, будет тебе и почет, и уважуха. Я, кажется, поняла ход твоих мыслей. Направленность мне ясна.
Она снова открыла свой телефон и начала что-то писать. Я отвернулся к иллюминатору. Внизу все так же блестела гладь необъятного водного простора.
– Река жизни, река смерти, – пробубнил я себе под нос, – вот река пива – это было бы ништяк.
Это было здание старинной оперы. До него мы с легкостью добрались на карете, запряженной четверкой лошадей. Внутри было уютно и дорого. Преобладал красный цвет и золото. Причем золото выглядело вполне натурально. К нам сразу подскочил козликом маленький человек с лысиной и во фраке. Низко раскланялся и представился.
– Месье Рабинович! – расплылась в улыбке Герда. – Сколько же лет я не имела удовольствия вас лицезреть?
– О мадам, – смутился лысый и начал неприлично облизывать ее запястья, – каждая встреча с вами – это просто перформанс.
– Вот, знакомьтесь, – предложила она мне, – теперь месье Рабинович будет руководить вашим пиаром.
Тот, в свою очередь, попытался начать облизывать и мои руки. Но я быстро отдернул их к себе и коротко мотнул головой в знак моей нескончаемой признательности.
– Нахрен он нам сдался? – шепотом спросил я у Герды.
– Вы же хотели почет и уважуху?! – так же загадочно ответила она. – А ему в этом нет равных.
– Позвольте, я проведу молодому человеку экскурсию? – как бы извиняясь, спросил Рабинович и при этом снова попытался начать лизать мне ладонь.
– Да, – уверенно ответила Герда и добавила: – Тем более мне нужно кое-кого здесь отыскать.
Она мило улыбнулась и проследовала за бархатную ширму. Я же пошел, хоть и нехотя, за козленком с лысой головой.
– Прошу обратить ваше внимание на лестницу, – вежливо начал свою экскурсию Рабинович.
Я начал рассматривать все вокруг. Лестница плавно поднималась наверх. Перила переливались.
– Эта красная дорожка, – нравоучительно говорил он, как будто зачитывал, – с самого Каннского кинофестиваля. Самая первая из них.
– Хорошо сохранилась, – съязвил я и начал подыматься.
– Перила отделаны бриллиантами и сапфирами, но это все так… – устало сказал он. – Главная достопримечательность этого здания, так сказать, его жемчужина – это люстра в центральном зале. Конечно, спросите вы, что может быть примечательного в простой люстре? Ведь любое предназначение люстры – это извлекать свет, – при этом он посмотрел на меня не то что бы вопросительно, а скорее восклицательно и хитро. – Все дело в материале. Ах, милый вы мой странник, если бы вы знали, сколько слез было пролито, чтобы сделать одну маленькую висюлечку на этом шедевре.
Читать дальше