Алексей Егоров - Радио «Пустота» (сборник)

– Что, простите, – подавился я яблоком, – что-что?!

– Член, говорю, – уверенно заявила она. – А что, на разок пойдет.

– М-м-м, – только и ответил я и спокойно посмотрел на прибор, который, в свою очередь, светился зеленым. – Все ясно, – улыбнулся я и повел ее к себе. Поделиться житейским опытом и показать ей все то, что незамысловато наросло у меня к двадцати с небольшим. Все самое главное.

Третья же просто плакалась мне в жилетку.

– А ты знаешь, что такое настоящая любовь? – рыдала она.

– И что же, – спокойно спрашивал я, ведь именно это она хотела услышать в данную минуту.

– Это, – захлебывалась девочка, – это нечто подлое и гнусное. И до такой степени грязное и паршивое, что и не стоит внимания вовсе. Когда ты очарованно смотришь ему в рот, ты на какой-то стадии отношений не можешь поделать с собой ничего. Он может унижать тебя, поливать грязью, вытирать об тебя ноги, а ты просто и наивно дышишь ему в лицо. И ты не способна жить без его воздуха, без его рук, без его фраз. Его образ всегда стоит перед твоими глазами. И он делает с тобой все, что захочет. Безнаказанно. Потом… Возможно, позже к тебе все же придет осознание того, что тебя в очередной раз смешали с дерьмом. Но потом… Это случится потом. А пока тебе ломают кости, потрошат твою жизнь, с легкостью лезут в твою душу и лицемерно лгут. Сначала он говорит, что никакой любви и нет вовсе, а ты, съежившись в комочек, продолжаешь верить и, что самое подлое, надеяться. И когда позже он позвонит тебе и скажет: «Дорогая, я нашел свое счастье, я полюбил, прости», ты в отчаянии сначала просто не поймешь всего того, что он сказал тебе. Значит, он лгал, лгал, когда твердил тебе, что любви-то нет, лгал и спал с тобой. Или лжет теперь. И где правда, – уже орет она мне в лицо, – где правда? И зачем впускать в свою жизнь такое… И больно, невыносимо больно.

– Все пройдет, обязательно пройдет, – успокаиваю ее я и с удивлением смотрю на зеленый цвет анализатора. – Все у тебя будет хорошо, – уже выходя из кафе, кричу ей. Странно, а с первого взгляда и не скажешь.

Сам же я воспринимал жизнь гораздо проще. Может, в силу своего недоразвитого интеллекта вся бытность, стоящая перед глазами, впитывалась мной в узкой специализации. Да и виделось мне все гораздо проще, чем было на самом деле. Любовь я расценивал как эгоизм, ну или на крайний случай – половое влечение. Желание всеобъемлюще обладать кем-то или чем-то частенько пробуждалось во мне, но так же быстро угасало. На корню. В громкие и шумные предприятия я не лез, с плохими мальчиками дел не имел. Учился средне, так, семь-восемь. Порой мне казалось, что вот если растет, к примеру, одуванчик, то он и есть одуванчик. Не цветок солнца, не роддом для парашютов и не желтенькое счастье. А одуванчик, и все! И не надо все усложнять, не надо всего этого словесного и мыслительного онанизма. К чему оно все? Это поэты и писатели, художники и философы так усложнили жизнь. Ища в холодном камне творческое начало, скульптор ваяет из него жизнь, вкладывает в кусок мрамора свою душу, а зачем? Чтобы казаться лучше или чтобы… Хотя, как мне казалось, все это только лишь для самореализации, и не более того. Каждому хочется счастья и, по моему мнению, стать кем-то в жизни. Это и есть самореализация, поиск себя как некой субстанции. Никто же не хочет быть никем. Пустым местом. Человека же за что-то надо уважать, ценить, любить. И где же, я вас спрашиваю, положительные человеческие качества как сегмент общества, как институт нашей жизни? И кто же после всего этого он, одуванчик? Растет себе запросто на лугу, тащится от солнечного света, самокопанием и самореализацией не увлечен. Просто растет, дурак он, что ли? Вот и я рос, учился общаться и рос.

– Дурачком растет, – констатировала мою сущность тетушка, разговаривая с мамой по телефону. Хотя сама так и продолжала встречаться с бараном, проводя с ним все ночи напролет за карточным столом.

А дальше…

– А дальше ты еще много что рассказывал, – расхохотавшись, просвистел он. – Не кажется ли тебе, что в твоей жизни пора что-то поменять?

– А вы что, Санта-Клаус? – поинтересовался я и собрался положить трубку на место.

– Я круче, – серьезно ответил он. – Встречаемся завтра в кафе, буду выполнять желания.

Я бросил трубку и посмотрел на часы. Над городом монотонно и радостно вставал новый день.

На следующий день у меня выдался выходной, и мы встретились с ним в одном из уютных кафе, что опоясали многолюдный центр нашего города. Я пришел заранее, и мне пришлось коротать время, занимаясь рассматриванием влюбленных, праздно шатающихся вдоль витринных окон того места, где я устроился. Наконец он пришел. Галантного вида, уже немолодой и порядком выпивший. В сером осеннем пальто, тростью и улыбкой на миллион долларов. Вынул из потайного кармана початую бутылку красного вина и нагло, но шепотом, заявил: