Петр Котельников - Казненные поколения. Исторический роман

Празднества продолжались целую неделю, все дни и вечера которой были заполнены банкетами, салютами, балами, концертами, маскарадами. В первый и последний вечера праздничной недели на улицах били фонтаны с вином для народа, которому, по словам очевидца, «пред сими фонтанами жареный бык с другими жареными „мясами“ предложен был». В полусумраке летней петербургской ночи возле императорского дворца на берегу Невы полыхали дивные огни грандиозного фейерверка.. Праздники закончились, жизнь при императорском дворе вошла в свое русло, но все взоры теперь обращались к форме и размерам живота племянницы Анны. А он свидетельствовал о том, что следует ожидать появления ребенка.

12 августа 1740 г. у Анны Леопольдовны и Антона Ульриха родился долгожданный сын. Высочайшим Указом Её Императорского Величества Анны Иоанновны было повелено: во всех храмах России служить благодарственный молебен с колокольным звоном, а если возможно, – то и с пушечной пальбой. Новорожденного в честь прадеда нарекли Иоанном Мечта бездетной императрицы осуществилась: родился, как по заказу, мальчик, он был здоровым и крепким! Покой династии был обеспечен, и Анна, став восприемницей новорожденного, тотчас засуетилась вокруг него. Для начала она отобрала Ивана у родителей и поместила его в комнатах рядом со своими. Теперь и Анна Леопольдовна и Антон Ульрих мало кого интересовали – свое дело они сделали. Однако понянчить наследника, заняться его воспитанием императрице Анне не довелось: события при дворе закрутились неожиданно и стремительно, приняв поистине фантастический характер. Известный российский поэт-декабрист Кондратий Фёдорович Рылеев, повешенный в числе пяти в Петропавловской крепости, использовавший в своём литературном творчестве эпизоды российской истории, писал в «Видении Анны Иоанновны» о том, что незадолго до её смерти императрице явился призрак казненного ею реформатора князя Волынского, да не просто призрак, а лишь голова.

Историки отрицают явление головы Волынского, но свидетельствуют о более сенсационном событии: императрице Анне Иоанновне являлся призрак двойника её, и не один раз.

Впервые о «невероятном» стал говорить в сентябре 1740 года. Придворные слуги – истопники, камер-лакеи и часовые заговорили о том, что стали видеть по ночам в тронном зале Зимнего дворца женскую фигуру, как две капли воды похожую на императрицу. Фигура задумчиво, не торопясь, расхаживала в короне и порфире.

5 октября 1740 года прямо за обеденным столом у императрицы начался сильнейший приступ болезни. Придворный врач дал два каких-то порошка, позволившие государыне прийти в себя. Императрица слегла в постель.

Того же дня, 5 октября Бирон созвал совещание виднейших сановников. Проливая потоки слез, терзаясь скорбью о здоровье государыни, он стал говорить о судьбе России, которой грозило несчастье из-за малолетства Ивана Антоновича и слабохарактерности Анны Леопольдовны. В конце своей тщательно продуманной речи он сказал, что управление государством необходимо вверить опытному человеку, который «имеет довольно твердости духа, чтобы непостоянный народ содержать в тишине и обуздании.

Все понимали, что при жизни императрицы, выдвигать регентом кого-либо, кроме Бирона опасно. Поэтому все наперебой заговорили о том, что на роль правителя не видят никого, кроме самого Бирона. Бирон стал деланно отказываться… И тут Алексей Бестужев-Рюмин, занявший место Артемия Волынского в Кабинете министров по воле Бирона, прибег к извращенной форме подхалимажа: он резким тоном, довольно грубо упрекнул Бирона в неблагодарности к России – стране, которая принесла ему славу, достаток и которую он теперь бросает в отчаянном положении.

Бирон устыдился и дал согласие быть регентом, но только с условием, чтобы это решение было принято всеми высшими чинами империи. На другой день коллективная петиция с просьбой о назначении регентом Бирона была готова, причем первым ходатаем перед императрицей за Бирона был фельдмаршал Миних.

Но неожиданно Бирон встретил препятствие со стороны… самой Анны. Выяснилось, что она не собирается отправляться в лучший мир, а также подписывать какое-либо завещание. Она, женщина суеверная, боялась, что, как только она подпишет завещание, то вскоре и умрет. Неожиданную твердость проявила и Анна Леопольдовна, которая заявила Бирону, что просить императрицу о составлении завещания не будет, ибо не сомневается, что тетушка и без особых хлопот обеспечит будущее Ивана Антоновича и его семьи. В итоге для Бирона дело стало приобретать неблагополучный оборот – если императрица умрет, не подписав завещание в нужной ему редакции, то регентами наследника престола Ивана, скорее всего, станут его родители, а не он.