– Да, – не замечая, как улыбаюсь, ответила я. – Одна из немногих нитей, связывающих меня с детством.
– Тебе его не хватает? – поинтересовалась Агния, имея в виду, конечно же, детство.
Но мои мысли были настолько заняты иным, что я, не удосужившись окончательно осознать вопрос, машинально кивнула:
– Порою очень. Но дважды, как говорится, в одну реку…
Агния взяла со стола нужные принадлежности и присела рядом.
– Позволишь? – с небольшим запозданием, скорее утвердительно произнесла она.
Я кивнула.
– Вообще-то, я имела в виду твое детство.
– Извините, – растерянно попыталась оправдаться я. – Не следовало этого говорить. У каждого хватает собственных забот.
– Позволь задать тебе один вопрос, – совершено по-домашнему обращаясь с приборами, Агния и себе заварила какао. – Любила ли ты когда-нибудь по-настоящему? И если да, то почему не послала к черту все остальные предубеждения?
Я не ожидала от женщины ее лет столь свойственной молодым людям категоричности.
– Вы полагаете, любовь – достаточный повод, чтобы послать все к черту?
– Каждый из нас рано или поздно, совершенно не страшась последствий, пускает из-за этого чувства под откос всю жизнь. Так почему бы тогда не попытаться наладить ее, оперируя теми же самыми аргументами?
– Любовь возможно подарить лишь в том виде, в каком она зародилась внутри тебя. Но если она не совпадает с запросами претендента на этот презент, тут уж пиши пропало.
Агния кивнула. В ее взгляде читалось нечто сродни удовлетворенности услышанным ответом. Но я, все еще не выйдя из ступора, не предала значения выражению ее лица.
– Возможно, мы с вами находимся в разных условиях, – желая не вдаваться в дебри размышлений, с единственной целью поскорее закрыть эту тему, опрометчиво запротестовала я.
Но Агния спокойно улыбнулась, и ее мудрые глаза еще сильнее осветились внутренней добротой.
– Мы с тобой находимся примерно в одинаковых условиях: у тебя есть время, но не всегда хватает понимания жизни… я же, напротив, осознаю свои ошибки, но у меня остается все меньше времени, чтобы их исправить. Хотя, с другой стороны, я искренне завидую тебе. Белой завистью. Ибо ты находишься в самом начале пути. Совершаешь первые несмелые шаги, как ребенок, которому предстоит еще не единожды упасть и ушибиться. Но он не боится травм, поскольку все его движение подчиняется единственной цели – открыть и по-своему осознать этот мир.
Сейчас я уже не помню, что именно послужило точкой отсчета нашей с Агнией дружбы. То ли ее уверенное самообладание, то ли доброта взгляда, то ли эта шокировавшая меня в тот момент фраза. Но с того дня не было ни одного моего дежурства, которое бы мы не проводили вместе.
Агния никогда не настаивала на том, чтобы я рассказывала ей о себе или своих отношениях. Но всего за несколько ночей она поведала мне историю собственной жизни, которая просто не могла оставить меня равнодушной.
По сравнению с теми испытаниями, которые выпали на долю Агнии, мои собственные казались мне детскими ушибами. Ее история глубоко тронула меня.
Разговоры с Агнией помогли мне по-новому посмотреть на жизнь. Она пониманием исцелила мои раны и обозначила правильный путь, давая мудрые советы. Порой даже беззвучно – жестами, либо взглядом.
– Чего ты боишься больше всего? – спросила она меня одним из промозглых зимних вечеров.
– Собственной привязанности, – не размышляя, ответила я, а затем, задумавшись, добавила, – и молчания.
– Молчания?
Сделав короткую паузу, чтобы подобрать правильные слова, я пояснила:
– Раньше мне казалось, что не может быть участи хуже, нежели лицезрение темных пятен в окнах своего жилья по возвращению домой в конце утомительного дня. Но я немыслимо ошибалась. Есть вещи гораздо страшнее – например, видеть свет, знать, что дома кто-то есть, и этот кто-то тебе не рад. Хуже одиночества может быть лишь осознание неуместности своего пребывания в жизни кого бы то ни было. И молчание – самый яркий пример подобной неприязни.
Не решившись комментировать мою реплику, Агния, как ни в чем не бывало, поспешила задать следующий вопрос.
– Но разве есть что-то плохое в привязанности? По-моему, это синоним искренности.
Наверное, она была права. Но в моем случае привязанность всегда оказывалась чем-то сродни зависимости. Я входила в запои чувств, не имея силы воли остановиться. Я не зря выбрала именно такое сравнение. Оно очень подходило к тем ощущениям, которые я испытывала, питая симпатию к человеку. Вначале легкое головокружение, приток сил, желание свернуть горы, а главное, безусловная вера в то, что это возможно. Затем, если наступает разочарование, становится тошно. Передозировка собственным бессилием противостоять желанию быть с человеком настолько коварна, что спасти может только его присутствие. И так по цикличной.
Читать дальше