Тина Телегина - Записки облакам

Приготовив себе теплое питье, я забиралась с ногами в кресло, укрывалась пледом и молчаливо вглядывалась в освещенный фонарем лоскут ночной тьмы за окном.

Порой я все-таки предавалась унынию, тщетно пытаясь понять, в чем моя ошибка. Почему в большинстве своем все идет прахом. Я не могла понять, в какой именно момент обрывается та связь, то доверие, столько лет соединяющее людей в самые трудные моменты жизни. Порой мне казалось, что я не понимаю ничего, порой – что не понимаю чего-то конкретного, главного. Но, что именно я упустила из виду? Как жить правильно и безболезненно? Является ли безоблачное счастье результатом внутренних усилий или это объективная награда, которую все же необходимо заслужить?

Чем больше вопросов я задавала себе, тем труднее было найти на них ответы. Наверняка, ситуация осложнялась и тем, что мне не с кем было обсудить наболевшее.

Заводить друзей я перестала давно. Смешно звучит, правда? Заводить друзей… Будто завести себе собачонку или кота. Купить на выставке или подобрать бездомного. Одно время я даже так и хотела поступить, но потом, вспомнив об ответственности за тех, кого мы приручили, решила не мучить бедного звереныша собственным распорядком дня.

Что же касается двуногих друзей… Здесь дела обстояли куда более запутанно и сложно.

Не стану претендовать на уникальность идеи, но в какой-то момент мне показалось, что дружба – это что-то сродни любви. Ты можешь «полюбить» человека – пожелать с ним подружиться, но это еще не значит, что он ответит тебе взаимностью.

И если из сексуального партнера можно еще извлечь хоть какую-то пользу без притязаний на познание его внутреннего мира, дружба по расчету выглядела для меня слишком мерзкой, а дружба без откровений – бессмысленной. Так что мои умозаключения на этот счет сводились к мнению о том, что друзей невозможно завести. Они либо появляются в определенные моменты жизни, скорее всего в награду, либо исчезают. И этот процесс неизбежен. Да и повлиять на него практически невозможно.

Размышлениям о судьбе я предавалась изредка, но если уж подобное случалось, это, если так можно выразиться, занятие поглощало меня целиком.

В одну из подобных ночей бесконечных размышлений в комнату, где я располагалась, зашла моя коллега Агния. Ей было около семидесяти, но она вполне еще могла потягаться с более молодыми сотрудницами нашего пансионата в вопросах красоты и молодости. Несмотря на столь почтенный возраст, она не любила, когда ее называли по отчеству. Поэтому, честно говоря, даже если бы и пришлось, не думаю, что смогла бы припомнить его слишком быстро.

Не скажу, чтобы Агния была флегматичной, но ее мудрая умиротворенность на фоне жизненной стойкости и общественной активности поражала. Когда я устроилась в пансионат, она уже работала здесь. У нее, в отличие от многих, не было медицинского образования, но это ничуть не сказывалось на ее взаимоотношениях с коллегами.

Все без исключения уважали Агнию.

Она жила в пансионате и выполняла посильную работу. Как правило, отвечала за своевременность замены белья, сопровождала постояльцев на прогулку, неизменно трапезничала с ними. Но ценили ее не за это. Она всегда умела найти нужные слова в разговоре с кем бы то ни было.

Каждый из постояльцев и членов коллектива ценил возможность побеседовать с ней. Она никому не отказывала, как впрочем, никогда и не навязывалась.

Не знаю почему, но я как-то все время держалась от нее в стороне. За все то время, что я проработала здесь, мы обменялись, возможно, парой фраз. Не скажу, что Агния вызывала у меня отторжение. Просто, скорее всего, в тот период жизни я сама избегала общения с людьми. Сторонилась всех и каждого, подсознательно пытаясь скрыть от любопытных глаз рану внутри меня, никак не желавшую затягиваться.

В тот вечер я скорее по привычке, нежели по настроению, не была расположена к душевным беседам, и поэтому не обратила практически никакого внимания на ее присутствие. Возможно, не заговори она со мной тогда, мы так никогда и не посвятили бы друг друга в собственные размышления относительно жизни.

– Можно попросить у тебя кипяток, Надежда? – как-то робко, но в то же время без наигранной застенчивости, а скорее с искренним оттенком вежливости поинтересовалась она. – Мой чайник сгорел.

– Да, конечно, – отрешенно кивнула я в сторону столика с чайными принадлежностями.

– Любишь какао? – удивленно вскинула она брови, заметив раскрытую пачку, стоящую на самом краю.