Беседовали мы почти полчаса. Свидский расспросил меня об образовании, интересах, выяснил, могу ли я рисовать и писать шрифтом объявления. А потом предложил работу в клубе. Тогда я сообщил, что не смогу сочетать обязанности писаря и работу в клубе, но капитан успокоил меня – это не проблема.
Мой рассказ в роте своим сослуживцам о перспективе работы в клубе вызвал неподдельный восторг с закатыванием глаз и разведением рук. Меня хлопали по плечам и убеждали, что я вытащил выигрышный билет. Я и сам догадывался, что это более интересная работа, чем служба писаря.
И верно, работа была интересная, и ее было много, а я волчком крутился между библиотекой, почтой и клубом. Самое главное, дни понеслись как бешеные кони. За месяц до 23 февраля я и мой микроначальник – сержант Ижик – пахали, не разгибаясь, разрисовывая и старательно выписывая плакаты и лозунги к предстоящему армейскому празднику.
Еще недавно я в уме подсчитывал, сколько же дней мне служить, и при этом получалась довольно внушительная цифра – 1095 суток, а тут полтора месяца пролетели мигом. Я понял, с такой работой в клубе служба быстро пролетит – это по мне. После предпраздничной гонки жизнь потекла поспокойнее, не было рутины, а была свобода и некоторая независимость. Всех первогодков гоняли на плацу, если температура была выше -25°С, что изрядно надоедало. Меня же это занятие теперь не касалось – с утра и до вечера я работал в клубе.
Вместо строевой подготовки я утром получал почту для клуба – это газеты и журналы в читальный зал и вороха прессы по подписке офицеров и сверхсрочников. Кроме того, я выдавал редкие посылки и бандероли, присылаемые солдатикам. Во второй половине дня начиналась работа в библиотеке – выдача книг и кое-какое оформление читального зала. От такой жизни я расслабился и поверил – я сделал карьеру.
Однако и эта должность перестала радовать меня из-за тупиковой перспективы работы в клубе. По всем расчетам уехать в дембель, работая в клубе, мне удастся в самом конце декабря 1963 года. То есть поступать в институт просто не придется, ведь в августе наш профессиональный праздник – день военного строителя железных дорог. К этому времени надо будет написать много плакатов, лозунгов и прочей наглядной агитации. Тут не до вуза.
Поэтому через год я отказался от карьеры клубного работника и перешел на непрестижную работу – «на бочку с дымом», на паровоз. И вообще, я считаю, что карьера – это не непрерывный рост и продвижение вверх по лестнице. Скорее это поиски наиболее оптимального места в жизни, на котором работа приносит удовлетворение и радость, а человек, сверх того, видит смысл и логику своих действий и карьерного роста.
Кстати, со мной соглашался сам А. Эйнштейн. Он утверждал, что надо стремиться не к тому, чтобы добиться успеха, а к тому, чтобы твоя жизнь имела смысл. Тогда у меня было время почитать афоризмы и умозаключения великих.
Я видел смысл в своих действиях и решительном отказе от карьеры, а окружающие – нет. Все последующие мои карьерные ходы были для них просто непонятны. Ладно, ушел из клуба по своей воле, ладно, перебрался работать на линию и «вкалывал» на паровозе, так еще и ввязался в историю с офицерскими (лейтенантскими) курсами. После этих курсов была большая вероятность на годы остаться работать младшим офицериком железнодорожного батальона в глухой тайге. Наверное, так рассуждали мои армейские друзья, и я тоже понимал, что некоторый риск развития такого сценария был возможен.
Но в голове у меня созревал самый сильный карьерный ход – полный переворот в жизни – я решил пойти учиться на биолога. Меня даже отец не понимал, он считал, зачем пытать судьбу, если уже в руках есть неплохая профессия железнодорожника?
И я сделал этот шаг. Рискнул, избежал службы лейтенантом в наших славных железнодорожных войсках, но зато получил возможность поехать на приемные экзамены и сдал шесть вступительных экзаменов в Университет. Был принят на биолого-почвенный факультет. В самый последний день моего отпуска для сдачи экзаменов – 25 августа – я получил справку о зачислении в ЛГУ и сразу помчался в военкомат, чтобы демобилизоваться.
Получая эту бумажку, имел странную беседу, смысл которой понял спустя несколько лет. Ответственная за прием, выписывая нужные бумаги, спросила меня: «Ведь, наверное, ваш отец – Свешников?». На что я честно ответил: «Да, конечно». Потом узнал, что был известный зоолог – сотрудник ЗИНа и мой однофамилец. Но ведь и мой отец – тоже Свешников. Так что я не обманул никого и не пользовался услугами разных протеже.
Читать дальше