Сергей Бурдыгин - Повесть о пятой лавочке. Рассказы о нас

Как-то раз заехала к нему в хозяйство высоченная комиссия, отведали они этот хлеб, с собой в сумки набрали, но вердикт похмельно вынесли строгий:

– А буханки-то ваши ГОСТУ не соответствуют…

– Ну, и хрен с ним, вашим ГОСТОМ, – раскипятился Чапай, – зато мой хлеб люди едят, а ваш – глотают!

В первые, отчаянно воровские годы новой России (в самом начале девяностых) укатали Чапая крутые горки – скупили заезжие хозяева в «Свете Октября» акции, выкинули председателя из кабинета с его гранеными стаканами, а через полгода, продав под нож весь скот, разорили хозяйство полностью.

Корытин тогда уже в городе сидел, в хорошем кабинете.

2.

Сашку-таксера в «Огоньке» все любили. Улыбка у него была простая, как бы извиняющаяся: уж не взыщите, мол, что я такой нескладный и долговязый. Вдобавок ко всему Сашка заикался. Несильно, правда, но в волнительные минуты прижимало. А вот когда выпивать случалось, творилось чудо: речь Сашки становилась ясной и плавной, словно никогда не водили его в детстве к логопеду.

На дачку к Максимке они пришли вдвоем с Рыжиковым. Трезвые пришли, поэтому Сашка Миронов больше молчал, чтобы заиканием своим людей не тревожить. Впрочем, таджика как потревожишь – любому гостю рад. Вот и сейчас сидел он на лавочке у своего домика-развалюшки, брошенного несколько лет назад пенсионерами Стопиными, и хорошо гостям улыбался.

– А мне теть Люба хлеб дал, – поделился он радостью, – и суп в пакетик. Кушать будем.

– Кушать, – это ты погоди, – положил ему руку на плечо Рыжиков, – ты скажи без своих насреддиновских хитростей: выпить есть?

– Б-б-б-б, – затянул было Сашка, но Борис его остановил:

– Да что ты сразу материться? Так даст. Есть ведь, Максимка?

Пока сторож лукаво улыбался блестящими глазами, таксера прорвало:

– Б-б-орис! За-за-чем так сразу? Мы ж ему леща принесли!

– Ах, да, – вспомнил притворно Рыжиков и вытащил из кармана куртки газетный сверток, в котором действительно оказался солидных размеров вяленый лещ, – Вот, смотри, закусон какой. Грех не использовать.

Лещ был действительно славный – бокастый, с крупной, седоватой от соли чешуей. Рыбалка была вечной страстью Рыжикова, страстью, которую отказывались понимать и принимать близкие, на которую не жалко было тратить невеликие последние деньги, и которая, так же как дача, позволяла на время забыться, убежать от бездушного, безжалостного города.

Максимка лещу обрадовался (он вообще рад был почти всему в жизни, принимая мир таким, какой он есть, безо всяких претензий и возражений), бросился вытаскивать из домика на улицу кривенький стол: дескать, посидим сейчас, посидим, да еще под яблонькой, как тут душе не запеть? И самогонка, естественно, появилась, где ее доставал тут сторож, никто не знал (может, и сам гнал тихими ночами), но только уж если кого прижимало утром – шли.

Он, как правило, не отказывал.

Леща разделала быстро, лихо, тут же и помидорчики появились (огурцы уже отошли, а покупные даже на закуску подавать считалось в «Огоньке» дурным тоном), еще икра какая-то овощная в банке. И разговор быстро пошел – благо, повод для беседы был несомненный: все о Томилине только и говорили.

– Жалко мужика, – уже без заикания твердо сказал Сашка, – и как он этого бомжа так удачно секатором шибанул? Специально захочешь – не получится.

– Бывает, – потянулся за помидорчиком Рыжиков, – в армии у нас один придурок так в столовой на вилку наткнулся, еле откачали. А вот у Максимки на родине, небось, мотыгами людей грохают.

Сторож кивнул все с той же с радостной улыбкой.

– Кузьму Сергеевича поддержать надо, – гнул свое Сашка, – может, к ментам сходить?

– Особенно тебе, – хохотнул Борис, – у тебя с ними отношения самые добрые…

Сашка жил на даче безвылазно с самого февраля, когда случилось ему на своем «жигуленке» с шашечками стукнуть на мосту иномарку, и не просто стукнуть даже, а с глубокого похмелья и с соответствующим перегаром. В результате Миронов лишился не только прав (а значит – и заработка), но и долгом оброс перед иномарочником. Пришлось срочно сдавать квартиру с предоплатой (где еще деньги взять?), а самому переселяться на дачный участок, хорошо, хоть зима выдалась не слишком холодная. Супруга – Людка укатила к матери в деревню, не насовсем правда, а до времен лучших, Сашка, нежданно вернувшись к холостой жизни, унывать не стал, занялся вплотную огородом и преуспел на этом поприще изрядно, даже на рынок урожай выносил.