Виктория Ближевская - Спокойных дней не будет. Книга I. Не в этой жизни

– Не хочу конфету. Посмотри, какие облака!

– Софья! – Илья на секунду перевел на нее отсутствующий взгляд и снова уткнулся в бумаги. – Я все еще занят.

Но Соня поспешила продеть руку под его локоть, радуясь уже тому, что смогла привлечь внимание брата.

– Успеешь еще поработать. А пока можешь немного расслабиться. Поговори со мной.

– Я не могу расслабиться, будто ты не понимаешь. – Он быстро потерял терпение от ее упрямой назойливости. – Почитай что-нибудь, послушай музыку. Главное, не лезь ко мне с глупостями. Иначе я пересяду.

– Да, пожалуйста, я тебя не держу!

Соня шмыгнула носом и обиженно отвернулась. Подсвеченные алым облака, покрывающие небо до самого горизонта, в тот момент показались ей нестерпимо приторными, как сахарная вата. Лучшим выходом было уснуть, чтобы не видеть ни однообразного пейзажа за окном, ни соседа слева, уткнувшегося в свою папку.

В кресле напротив Роза с ручкой в руке листала модный журнал. Соня краем глаза заглянула в бумаги Ильи, увидела колонку цифр в обрамлении сплошного текста и поморщилась. Работа, только работа – жена и любовница в одном лице.

Услужливая стюардесса предложила ей соки и алкоголь. Соня с удовольствием пропустила бы стаканчик французской шипучки, просто так, назло брату, но попросить не рискнула.

Илья потребовал коньяк и кофе и с вожделением посмотрел куда-то в район соблазнительных коленей бортпроводницы. Соня с досадой закрыла глаза, проклиная самолеты и улыбчивых длинноногих красавиц, которые так и рвались ему угодить. А еще через десять минут, мучимая ревностью и обидой, она задремала, и ее голова невольно склонилась к брату на плечо. Он повернулся, чтобы сообщить, что работает и не может поддерживать светскую болтовню, но она безмятежно спала, по-детски приоткрыв рот.

Роза все еще листала журнал, иллюминатор был намертво заклеен белой пеленой облаков, и Илья опустился ниже в своем кресле, подставив девушке плечо, закрылся финансовым отчетом и предался мыслям, которые в присутствии Розы казались особенно порочными. Мыслям о спящей рядом Соне.

Врачи настойчиво рекомендовали Илье не злоупотреблять алкоголем. Но при том обилии спиртного и закуски, которое было выставлено к ужину, удержаться и не пропустить пару рюмочек не представлялось возможным. А там и третью, и пошло-поехало.

Николай Кондратьев, не сдерживаемый медицинскими противопоказаниями, напился стремительно, хотя и убеждал себя, что держит ситуацию под контролем. А вот его недавний пациент обязан соблюдать строжайшую диету в отношении алкоголя. И, кстати, в отношении женщин. Особенно в отношении женщин. Если, конечно, не торопится умереть в чужой постели, оставив безутешную вдову и двоих вполне самостоятельных детей. Но, судя по размаху планов, бурно обсужденных час назад не без содействия французского коньяка, ему еще жить да жить. Пожалуй, и двух жизней не хватит. Хотя у господина Билецкого есть, кому передать месторождения, заводы и офисы. А у него совсем никого. И передавать нечего. Ни докторскую степень, ни кафедру, ни высокую должность в клинике в завещание не внесешь. А двухкомнатная квартира… Да и шут с ней! Пусть государство, которое не может обеспечить врачу с мировым именем достойного существования, подавится своей жалкой недвижимостью.

Вот Илья живет на всю катушку. Где у него резиденция? В Цюрихе, кажется, или в Женеве? Теперь уже и не вспомнить. Но если посмотреть с другой стороны: дело огромное, а мотор барахлит. Полтора года назад прямо на комбинате Илью так зацепило, что думали: не успеет напоследок с семьей повидаться. Засуетились шустрые адвокаты, из Москвы прилетели стервятники-партнеры. Но мужик оказался цепкий. Хотел им всем что-то доказать. И тут подвернулся Николай Николаевич Кондратьев – известный профессор, а здесь, в глубинке, так и вовсе звезда первой величины.

Этого пациента профессор Кондратьев оперировал сам. Случай был не особенно сложный, но запущенный, потому что бизнесмен лечиться не умел и не любил. Но в прятки со смертью не поиграешь. Время было на исходе, и под нож пришлось ложиться экстренно.

Они сдружились как-то сразу. Так бывает: входишь в палату к почти незнакомому человеку, здороваешься, садишься напротив: «Как самочувствие, голубчик? Как спалось в нашем люксе?» И вдруг понимаешь, что этот человек – свой. В глубине души разливается странное волнение. Ищешь ответ глазами, вслушиваешься в незначительное, случайно оброненное слово. Но нет никакого объяснения, просто знаешь, свой – и точка!