Евгений Панов: Час исповеди. Почти документальные истории

– А ты давно служишь?

– Хм… три месяца осталось…

Мы подавленно молчали.

– Куда вас сунули? Третья? ТЭЧ? Нормально. Только в четвертую

не ходите: там и командир – дерьмо, и инженер – дерьмо. – Парень взглянул на часы. – Э, мне на службу пора…

Мы завистливо смотрели на закрывшуюся дверь.

22 апреля меня представили на построении в эскадрилье. За день до этого я познакомился с командиром, начальником штаба, замполитом, инженером, начальником своей группы старшим лейтенантом Савиным и двухгодичником Колькой Митяевым, которому тоже три месяца осталось… Все начальники спрашивали, как я отношусь к водке, все вспоминали про двухгодичника Хорькова, тоже из МЭИ, спившегося здесь и работающего сейчас в Москве грузчиком. Замполит высказался прямо:

– Главное, не пей, и служба у тебя пройдет спокойно, нормально.

Меня вызвали из строя, я вышел и повернулся дюже неловко, затормозившись каблуком на ноздреватом бетоне и накренившись основательно влево. Может, кто и засмеялся, я не видел толком ничего.

День был солнечный, но не весенний: блестящий, как поздней осенью, холодный. Шел последний день какого-то «перевода», все были заняты; меня Савин послал смотреть «живой вертолет», я полез с Митяевым вовнутрь МИ-10. Первый раз я был в вертолете.

Говорят, наш гарнизон – самое приличное место в военном округе. Прочие – неописуемые дыры; говорят, глушь там, болота, бараки и такая тоска, что хоть вешайся. Так что у нас относительный комфорт, все же сносные условия и культурные центры, хотя и сугубо местного значения, под боком.

Мое дело – изучать вертолет, «входить в строй» (программа ввода рассчитана на месяц), все остальное меня не касается. Вертолет я совсем не знаю, мы же изучали в институте лишь теорию отдельно взятых приборов, устройств; в лагерях больше валяли дурака, да там, к тому же, были самолеты. А здесь нужно, чтоб вертолет летал и был исправен, нужно его контролировать и находить неисправности, если они обнаруживаются. Работа, короче, сугубо практическая, опыт важен и практика. Тут сидят офицеры и сверхсрочники, съевшие собаку в этом деле. Конечно, они не разбираются в теоретических тонкостях. Может, они даже не знают, как генератор вырабатывают электроэнергию, но машины у них работают. А это все, что нужно армии.

Когда мы валяли дурака в институте, спихивали разные зачеты и прочее, на военной кафедре (незабвенный майор Кочергин!) с нас драли три шкуры. Тогда казалось, что военную профессию знаю лучше, чем свои профильные электрические системы, но после каникул, диплома, предоставленного военкоматом отпуска (в общей сложности на это ушло девять месяцев) выяснилось, что половина из памяти выветрилась, половина – представляется смутно. Обычная история.

Снег идет вот уже второй день и тут же тает. Серо, уныло. Сидим дома, сиречь, в гостиничной комнатушке, где с трудом умещаются три койки. Наш третий в комнате, летчик, почти не бывает – идеальный сосед. Ни разу за неделю не ночевал. Ну что ж, у него тут, как болтают, две жены; при таком положении дел я бы тоже не стал спать в ледяной гостинице.

Посетили ближайший очаг цивилизации – приморский поселок. Тоже дыра. Зато два книжных магазина. Купили книг. Не скажу, что редкость, но вполне. Чтобы съездить в этот культурный центр, нужно разрешение инженера эскадрильи, в Выборг – командира эскадрильи, Поездка в Ленинград – уже отпуск, пиши рапорт командиру полка. Офицеры и прапорщики полка по полгода не бывают в Ленинграде, если только не плюют на разрешения. Мы сегодня так и поступили. Есть в этих разрешениях что-то унизительное или детское – будто на горшочек просишься. А еще это материализация бессильного протеста, смешная попытка пробить брешь в установленном не тобой, навязанном тебе порядке. Иногда вот взбрыкнешь и не пойдешь на завтрак, поваляешься лишних полчаса, хлебнешь дома кофе – и все… И что же? Да ничего! Только в обед трескаешь за двоих. Благо на добавку официантки не скупятся.

Мне кажется, я люблю самолеты. Или казалось раньше? Казалось… Серый бетон аэродрома, четкий ритм, волнующие ряды вздремнувших серебристых птиц. Хорошо? Пилоты-асы – значительные, мужественные, благородные, любимцы женщин, для которых свята дружба, свято небо. Вот один из асов, капитан Ступин – летун первого класса, тот самый идеальный сосед с двумя женами:

– Ты мне поверь! – убеждает. – Вот когда ты придешь через два года на гражданку, ты будешь совсем другим человеком. Наберешься.