Евгений Панов: Час исповеди. Почти документальные истории

• мытье рук перед каждым приемом пищи;

• умывание перед сном с чисткой зубов и мытьем ног…»

– В уставе сказано, надо чистить зубы вечером, – требовал сержант.

– Но не сказано, что нельзя чистить утром, – возражали ему.

– Надо вечером, – упирался он и отступился только тогда, когда подвергся нешуточному осмеянию.

Осмеивать майора мы даже не пробовали. Боялись? Вполне возможно. Не хотели неприятностей, проблем на пустом месте. К тому же, он вызывал уважение. Он, конечно, был существом совсем другой породы, но существом достойным. Да и он не пытался нас сломать, как ломают в армии новобранцев. Так что в наших отношениях с начальником сборов установился своеобразный паритет. Он командовал – мы, разумеется, подчинялись. При этом он жил в своем мире, мы оставались в своем.

На взгляд из нашего студенческого мира армейский мир казался очень скучным. В нем господствовала длинная, длинная, длинная скука. То и дело выпадало свободное время, потому что занятий на технике, в классах, на плацу было на удивление мало, словно настоящей целью лагерных сборов являлась не учеба, а погружение в армейскую среду. За месяц ничему новому все равно не научишься, а вот для того, чтобы пощупать, понюхать армию, попробовать ее на зуб, месяца достаточно. Хотя именно «пробовать на зуб» было особенно нечего. На солдатском пайке мы натурально голодали. Разговоры в курсантской курилке вращались вокруг еды: на обед, наверно, снова попадется одно сало, и на завтрак досталось одно сало, эх, сейчас бы шашлычку под пивко… Самыми мучительными были последние полчаса перед обедом. Они тянулись бесконечно.

Но вот, наконец, раздается зычный голос старшины:

– Взвод, выходи строиться на обед!

Да все уже вышли! Причем, давно! Это мы умеем – строиться на обед! Никого не надо подгонять!..

Обед занимал не больше десяти минут. Мясо не попадалось.

После обеда вновь ползло черепахой свободное время – время положенного по уставу отдыха. Три четверти нашего курсантского взвода проводили его в солдатской чайной, нейтрализуя молоком машинное масло, на котором готовился харч для нижних чинов.

Многих из нас картины армейской жизни привели в состояние шока. Одно дело попасть в казарму, под власть сержанта-сверхсрочника восемнадцатилетним деревенским парнем, другое – уже кое-что повидавшим, отесанным пятью курсами учебы, научившимся думать и анализировать студентом одного из лучших вузов страны, завтрашним образованным специалистом. Этот последний начинал неизбежно задаваться вопросами. Почему армия устроена именно так, а не иначе? Зачем насаждается здесь изнуряющая муштра, примитивная, непроходимо тупая и лживая партийно-политическая учеба? Для чего человека отучают думать, оболванивают, вытравливают, казалось бы, самое ценное – индивидуальность, творческие задатки? С какой целью «стригут всех под одну гребенку»? Как следует понимать тот факт, что люди, защищающие страну, не имеют паспортов граждан этой страны? Мало того, почему солдат бесправен, нищ, и, по сути, является рабом командира, от генерала до ефрейтора, в лучшем случае, рабочей скотиной?.. В моей голове теснились десятки вопросов. Кто мог на них ответить?..

Ответить на них, и то – не на все, и то – не до конца, я попытался только после двух лет действительной военной службы. Едва защитив диплом в МЭИ, я надел лейтенантские погоны и отправился в авиационный полк. На два года. Так Министерство обороны СССР восполняло недостаток кадровых офицеров, и не только в авиации. Призывали новоиспеченных инженеров и офицеров запаса, особенно, молодых, прошедших подготовку на военных кафедрах технических вузов, но в первую очередь, конечно, вчерашних студентов, не успевших поработать и пустить корни на «гражданке». Поэтому «двухгодичниками» стали две трети ребят из нашей группы «Электрические системы». Вместе с Валерой Смольниковым, моим институтским товарищем, мы отправились в Ленинградский военный округ и погрузились в армейскую среду.

Все два года службы я вел дневник, стараясь отразить в нем как можно больше человеческих историй, событий, фактов, деталей, подробностей. Уволившись и вернувшись в Москву, без малого год урывками – обычно по ночам – работал над армейскими записками. Они были опубликованы (и то совсем недавно) только на моем сайте в Интернете, да я и не ставил целью непременно их напечатать. Со временем они все дальше и дальше отодвигались в прошлое и, наверно, в конце концов после моего ухода оказались бы на свалке, но я вдруг решил, что называется, придать гласности несколько эпизодов и немного рассказать о моих товарищах по службе, с которыми дружу до сих пор, хотя переписываемся, тем более, видимся мы очень редко, а с некоторыми я, увы, на этом свете уж не увижусь никогда.