Владимир Дулга: Хубара. Сирийский дневник. Мятеж

Сутками Симонов находился в бригаде один. От гражданского переводчика Фаузи, прикреплённого к Володе сразу по приезду, знающие люди из Главного управления, посоветовали отказаться, так как выяснилось, что он кадровый сотрудник сирийской контрразведки. Ну что же, – и за друзьями необходимо присматривать! Военный переводчик Жорж вернулся в свой разведывательный батальон сразу после объявления перемирия. Лёня Буратенко гораздо легче переносил такое одиночество – на третьем году службы он свободно обходился без переводчика. Советский переводчик подарил Симонову свой – «Русско-арабский словарь». «Мукаддам Владимир» – так теперь его называли, переводилось как, «подполковник Владимир». Но чаще, Володю называли просто «Мусташар».

К этому времени, усилиями Лёни Буратенко и содействию полковника Джумы, взамен трусоватого водителя, от которого Симонов отказался, из механизированного батальона к ним – в бригадную «хубару» пришёл новый водитель. Командир батальона полковник Салех, удивительно похожий на Сталина, долго не хотел отдавать хорошего водителя-сверхсрочника. Но потом на радостях от своего перевода на повышение, начальником штаба бригады в соседнюю дивизию, махнул рукой и сказал – «забирайте!».

«Мусаида» – сверхсрочника звали Аббас Рассуль. Как перевёл всёзнающий и вездесущий Леонид, Аббас – это имя, а Рассуль – фамилия, что по-арабски обозначает «птичка». Новый водитель был ростом под два метра, крепкий, сильный и стеснительный. При первой встрече, поняв, что эти весёлые иностранцы говорят о нём, засмущался и покраснел, как ребёнок.

– На кого он меньше всего похож, так на птичку! – улыбнулся Симонов, – с ним можно без охраны и автомата ездить! У него кулак, как моя голова!

С помощью Леонида познакомились. Выяснилось, что Аббас служит в армии более десяти лет, пехотинцем участвовал в войне 1973 года на Голанских высотах. Женат, жену зовут Уарди – Роза, родом из Ливана, и Аббас, в своё время, украл её из бедной, многодетной семьи. Сейчас живут душа, в душу, имеют четверых детей. До войны Уарди съездила в Ливан, в гости к своим родителям и больше там не была. По мнению Буратенко, удобным являлось и то, что Аббас жил рядом, в том же военном городке, что и советники.

Парень оказался на редкость сообразительным. С его помощью, Симонов, достаточно быстро, выучил множество слов, необходимых в быту. Без которых невозможно было самостоятельно купить даже ведро картошки на Санамейнском базаре или булку белого хлеба в Дамаске, на площади ABC. Процесс обучения был взаимным, Володя учил арабские слова, Аббас русские. Обычно увидев на дороге что-то интересное, Аббас показывал на это пальцем и медленно, несколько раз, по слогам повторял название. Так Симонов узнал слово «рафа» – автокран; «бакара» – на удивление оказалась – коровой; картошка – «бататой»; мясо – невкусным словом – «ляхом». Возможно и произношение, и ударение во фразах Симонова были неправильными. Но если в лавке Симонов говорил: – «Атыни ляхом вакара!», ему давали именно говядину, а не солистку знаменитой вокальной группы. Русским не рекомендовалось покупать «ляхом объят» – белое мясо, проще говоря, свиное сало. Хотя вокруг Эс-Санамейна было множество деревень, населённых арабами-христианами, где можно было, при желании, купить и «ляхом хинзир» – свинину. За умопомрачительную цену, сравнимую с ценой трюфелей, для поиска которых, в Европе тренируют именно свиней.

Симонов и Буратенко ездили на дежурство по очереди с Абассом. Иногда Володя уезжал один, оставляя водителя дома – с семьёй, дабы не нарушать святое предписание Корана. Иногда они ездили все втроем или при необходимости жили в бригаде по нескольку дней. Недалеко от большого штабного блиндажа, среди палаток начальников служб, располагалась и их палатка. В ней постоянно находился один из двух «хаджимов» – охранников, поддерживающих порядок, получающих продукты, готовившие пищу и обязательный чай. На них же возлагалась обязанность осуществлять охрану «хубары» и дежурить у телефона. Одного – постарше звали Махмуд Фешке, другого – Сугель, с длинной трудно выговариваемой фамилией. Охранники дорожили своим относительно привилегированным положением по сравнению с другими бойцами, свободой и человеческим отношением к ним советских офицеров. При виде своих арабских командиров, они в испуге вытягивались, топали ногой, отдавая честь, отвечали кратко, обязательно добавляя – «сиди!» – что означало «господин». «Сидей» Симонову быть не хотелось, и поэтому охранники обращались к нему – «Рафик Владимир» – товарищ Владимир.