Олег Лукошин: Владелец тревожности. Роман

Потому что всё разделено. И даже не контактирует. Не может, сущности противоположны. Не противоположны даже, нет, противоположность – это в одном целом, когда крайности. А здесь нет, не то. Свои границы, своё восприятие, своя суть. Кажется порой что слито – видимо оберегает. Вглубь нельзя, но желание чрезмерно – лезешь, и знаки не кажутся предупреждением. Ну а потом поздно уже.

– Ты знаешь, Вадим!..

– Что?

– Вот я называю тебя – Вадим – и как-то мне это непривычно.

– Из-за возраста?

– Нет, не из-за возраста. Просто мне это напоминает что-то.

Хочется взять её за руку. Рассматривать пальчики, трогать ноготки, прикасаться губами. Ещё не унялось, ещё веет?

– Мне тоже, когда Таня говорю, вспоминается что-то. Точнее – мутнеет. Зыбкость какая-то, абсурдность. Вроде шагнёшь – и сорвёшься.

– Куда?

– Не знаю… В другое что-то.

Дома эти, небо, земля. Сбывается иногда, но ненадолго. Большей частью извне.

– У меня не так.

Почему такие большие глаза? Эти линии – брови, нос, губы – найдут ли отражение, сольются ли?

Придвинулась ближе, почти вплотную.

– У меня – будто всё колышется. И размывается. Иногда всё вместе – такая пестрота, глаза режет. А потом рассасывается, растягивается – мучительно так, зовёт словно куда. Но мне этого хочется. Страшно, но хочется.

Не шевелится. Оно бурлит, шумит – где-то там, вдали. Настырно, да, его не должно быть. Сделать так, чтобы его не было, исчезло.

– Ты не замёрзла, Тань?

Долго не отвечала.

– Не знай. Может и замёрзла, – поёжилась тут же. – Да, замёрзла, – улыбнулась.

– Ну-ка, накинь вот.

А в пальцах дрожь. Прикоснулся – она, она. Это закон? В любом месте, в любое время… Везде, всегда, но будет? Вот и снова – тягучесть, вот здесь. Мышцы лишь, ткани – известно. Глупо… Но и приятно. Приятность эта и погубит как-нибудь. Ну и что? Всё пустынно, всё застыло, изменится разве? Не сможет, функция не та.

Она – у плеча. Смотрела снизу вверх. Знал – всё, мозаика смешана, канаты натянуты. И головокружение – верный признак. Из одного в другое, с лёгким свистом, с дымкой. Кадры, действительно кадры. С задержкой… Всю разрозненность так: кадр – задержка, другой – задержка…

– Подожди, подожди, не наступай. Держись за меня.

Нагнулся, взял её на руки – она смутилась немного, заалела – донёс до поваленного дерева. Дыхание сбилось. Поморщился – где былая сила?

– Сейчас дожди надолго зарядят, – сказала она.

– Ты откуда знаешь?

– Ну как же, всю жизнь здесь живу. Сентябрь и октябрь – это наш сезон дождей. Как в Африке или Азии, но там я не знаю в какие месяцы.

Странно, а ведь ключик подобран. Ржавый, да, но тут с силой. Воткнуть, провернуть, открыть. Ветры, туманы – добро пожаловать! Снова, снова – гнёт, муки. Чудные видения, но в конце – разочарование. Так бывает, так устроено. Исчезнуть? Быть может, быть может. Говорили – не в силах, говорили – предрешено. Пройти, прочувствовать. Но всегда настороже. Ежесекундно. Не явно если – то в глубинах. Шорохи, вздохи. И она так, она тоже. Связь. Жизненная потребность. Лишь любопытство – так только. Лучше не белое, прозрачное. Без картин. Без теней, без контуров, без цветов. Чтоб отражало – криво, вытянуто. Искажённо. И не разбить… Если бы на линии, синими чернилами – линия вверх. Не сбой, нет. Вспышка просто. Прорывается, состояния не те, не идентичны – бурлит поэтому. Нагнетается, распухает. Бывает, что лопается. Обычно же – глохнет. Успокаивается до следующего раза. Молчать, молчать… Надо штиль. Солнце, ласковые волны. Тепло и безмятежность. Но кружение – сильно. Удар – и дамба рушится. Заливает шлюзы. Руки, над водой руки. Колыхания, дрожь – кочки. Она смотрит, неотрывно. Магия, это магия. Необходимо напряжение, кульминация. Молчать… Безлюдная дорога, лишь они. Дыхание, взгляды – ленты наматываются, веют. К центру, к центру. Не быстро, нехотя – по миллиметру, по крохам. Но неумолимо. Шаг – ниже, другой – ниже. Жара – пот и сухость. Хочет? Она хочет? Вдали – дома.

– Меня в деревне ненормальной считают.

– Почему?

– Ни с кем не общаюсь.

– Ну и правильно.

– Тебя, между прочим, тоже.

– Мне всё равно.

– Папа с одной бабкой говорил – о тебе. Чудной говорят какой-то. А мне это так понравилось – чудной. Хорошее ведь слово: чудной?

– Хорошее.

– Через несколько лет наша деревня исчезнет.

– Почему ты так думаешь?

– Последние старички поумирают – и всё.

– И что ты тогда будешь делать? Кому почту разносить?

– Почту я не только у нас разношу. Ещё в Светлом. Ты бывал в Светлом?