Андрей Шапеев - Переменчивые Просторы, или Инженер и баклажаны

Я допил чай, и наступило весьма уютное спокойствие. Воистину, когда поешь и попьешь, и на душе легче. И вот таким спокойным, свежим взглядом я рассмотрел фотографию, а потом взглянул в глаза Сигалу.

– Это какой-то завод… – сказал я, – или рудник?

Это один из наших главных корпусов. Здание жилое, – объяснил Сигал.

Но ведь оно же совсем ветхое. – После еды мой тон стал убедительнее и спокойнее.

Борис Степанович, это здание как раз и нужно как-то укрепить, потому что оно разваливается. К тому же, мы хотим, чтобы внутри была вода.

То есть, в здании нет коммуникаций?

На дворе давно уже умер постмодернизм, а у нас до сих пор нет воды в здании, Вы понимаете? – проскрипел Сигал, улыбаясь также, как и до этого.

Верно, верно. Постмодернизм умер, – ответил я, не имея ни малейшего понятия, о чем он говорит. Но мне почему-то было все равно, и я добавил: – Ну что? Давайте посмотрим на Ваши объекты? По фотографиям трудно понять.

Мой экипаж снаружи. Пойдемте, если Вы готовы, – учтиво проскрипел Сигал и встал из-за стола. И тут я вспомнил его имя. Иван Родионович. Оно поначалу пришло ко мне как вероятное , а через пару секунд я уже был полностью уверен, что именно так мне он и представился по телефону. Хотя это имя не ложилось на его образ, хоть ты тресни.

Наверное, готов, – ответил я, – только надо же оплатить счет?

Все оплачено, Борис Степанович, – Скрипун повернулся ко мне спиной и направился не к выходу, а к одному из окон, что находилось в паре метров от арфы. Никто не посмотрел в его сторону, кроме меня, когда он отбросил в сторону кусок тяжелой ткани, нависший на раму окна, открыл рассохшееся от старости окно (тут я понял, что владельцы кафе ничего не меняли внутри башни, кроме покрытия всего и вся драпировкой) и громко сипло крикнул в окно: «Асафи!». Потом он посмотрел на меня, и на его лице мелькнуло удивление, наверное, от того, что я не последовал за ним, а продолжил сидеть за столиком.

Борис Степаныч, – позвал он, и приглашающим жестом указал в окно, по-прежнему с удивленным лицом, – пойдемте.

Я замешкался, бормоча:

Мы же на высоте пятого этажа. Куда пойдемте-то? В окно?

Да Вы не переживайте, – успокаивающе растянул Сигал, – сейчас Вы сами всё увидите.

Женщина лет сорока с полными губами, за столом в компании других женщин, повернулась к Сигалу и пожаловалась:

Вы или туда, или сюда! Дует же.

Прошу прощения, дамы, – сухо и без эмоций ответил он женщинам, – но мне нужно дождаться, пока товарищ подойдет.

Товарищ! – крикнула мне та же женщина, – ты идешь или нет? Там балкончик, не волнуйся.

А я и не волновался. Просто находился в каком-то безвольном ступоре. Даже заметил, что у меня открыт рот. Вздохнул. Надо собраться.

Собравшись, наконец, я встал и подошел к окну.

За мной, – сказал Сигал и шагнул в солнечный свет. Я последовал за ним.

За окном и правда находился балкончик: из железных решеток. Внизу, метрах в пятнадцати под собой, я видел землю пустыря. Осторожно подойдя к Сигалу, я встал рядом с ним и оперся о перила. Перила холодно скрипнули.

Асафи! – крикнул Сигал еще раз, глядя куда-то в горизонт.

Через несколько мгновений в небе, чуть выше горизонта, появилась приближающаяся точка.

Мы полетим на нем. – Указал Сигал пальцем на точку, которая к тому моменту увеличилась и оформилась до чего-то странного.

Лишь когда то , что Сигал называл «Асафи» пришвартовалось к перилам балкона, я увидел в нем голого и сушеного, горизонтально расположенного в воздухе мужика, вниз животом. При полете положение тела мужика было совершенно неизменным, окоченелым. Кожа на теле вся сморщилась и потемнела, а из головы торчало несколько толстых пепельных волосин. На сухом морщинистом лице застыла какая-то неопределенная физиономия: рот раскрыт, уголки губ сведены вниз, а морщинистые веки так наплыли на глаза, что казалось, будто они не открывались уже лет двести. Мужик был вытянут по стойке «смирно», а его лицо обращалось вперед, в сторону движения.

Что… – я потерял дар речи, но меня не переполняли совершенно никакие эмоции. Я смотрел на сушеного парящего в воздухе мужика совершенно спокойно. Просто мой разум был как будто в тумане. Я не очень понимал, что происходит, и происходит ли вообще что-либо. Указывая пальцем в мужика, я повторил попытку: – Что… это такое?

Это Асафи. Он давно уже такой, – тоном, каким диктор читает новости по радио, сообщил Сигал, – присаживайтесь.

Он перекинул через Асафи ногу и сел ему на спину.