Светлана Рассказова - Нелитературное повествование юной пенсионерки. Искорки памяти

В этом районном центре мы жили рядом с кладбищем. И каждый день, сокращая путь, я ходила в школу и из школы напрямик через это кладбище, совершенно не чувствуя страха. Но когда торопиться было некуда, предпочитала его обходить стороной и шла по натоптанной тропинке, вдоль которой росли высокие деревья и с ними разговаривала. С покойниками-то не поговоришь! Или сочиняла какую-нибудь историю, а концу своего похода – обычно до магазина и обратно, историю старалась закончить.

Сочинения мои были разными, но обязательно с диалогами и чем-то приятным для самой рассказчицы. То я находила деньги и делала всем своим родным подарки, то видела себя Золушкой и, представляя её несладкую судьбинушку, уливалась слезами, будто сама жила жизнью королевы.

Кстати, истории сочиняю до сих пор, особенно, если путь пеший и погода соответствует.

Из-за папкиной принципиальности и неуживчивости в коллективах я сменила несколько школ. Зато мы нигде не снимали жильё внаём, а везде, куда бы ни приехали, получали либо дом, либо квартиру. Отец хорошо разбирался в электрических и телефонных сетях да к тому же был трезвенником, за это его очень ценили начальники.

Мы объездили часть Казахстана и степной Алтай…

Обычно, за день до переезда, глава семейства приходил домой, сообщал, что у него уже имеются билеты на ночной поезд, и нужно быстренько собрать вещи, упаковать и перевязать верёвочками книжки, а потом ложиться пораньше спать. А среди ночи детей поднимали, и с кастрюльками, книгами и кухонным столом мы грузились на какой-нибудь грузовик, ехали на вокзал и на поезде добирались до места его новой работы.

Такой был «батька», как за глаза называла его бабушка. Он ни разу меня не ударил и даже не наорал, но и отцовского тепла от него я не ощущала…

А мать любила литературу, покупала детям книжки, пластинки, выписывала журналы, знала наизусть уйму стихов. Имея всего семилетку за плечами, была очень грамотной, интересной и современной женщиной. Этим была похожа на своего отца, сельского интеллигента, воевавшего за красных и белых, позднее раскулаченного и погибшего в войну в Питере. Может под бомбёжкой, а может по политическим причинам. Официально – пропавший без вести…

На три года наша семья остановилась в Барнауле. Нам предоставили квартиру на первом этаже двухэтажного дома. В большой комнате отец вырыл погреб. Это была целая столярная мастерская. Всякого инструмента покупал великое множество! Жена порой ворчала, зачем потратился на очередную железку. И когда, после двадцати лет совместной жизни с матерью, уходил к новой даме сердца, то взял только его, видимо, самое дорогое, что имел…

Столярничал с упоением. Сначала рисовал своё будущее детище на бумаге, получалось очень красиво. Потом нарисованный эскиз воплощался в стол, табуретку, настенный шкаф. Мог смастерить настольную лампу и украсить её абажуром. Затем родители шли на местную барахолку, и столярный шедевр отца продавался тут же. На вырученные денежки покупали гостинцев, хорошего молдавского вина и отмечали продажу очередного изделия в узком семейном кругу. Мать умела устраивать маленькие праздники.

От неё я унаследовала организаторские способности и любовь к лицедейству, которые впервые проявились именно в этом городе.

В доме, где мы жили, было много детворы, а вокруг него большущий двор. Выступать на самодельной сцене я стеснялась. А вот организовать концерт детской художественной самодеятельности, распределить роли, упросить участвовать вредных мальчишек – это могла. Вместе клеили и красили бумажные шапочки, фартучки, юбочки, бантики.

Эти концерты жители двора ждали с удовольствием. Народ в доме жил простой, телевизоры имели немногие. Они ещё только входили в обиход, потому зрелищ не хватало. Объявления рисовали заранее. Зрители приходили со всей улицы, «артисты» волновались. Но нам так громко хлопали и так дружелюбно поддерживали, что мы приятно алели и были довольны успехом.

А книги в детстве читала запоем…

Недалеко от нашего дома находилась библиотека с читальным залом и уютными старыми кожаными диванами. По выходным туда набивалось полно детей. Всех «Мушкетёров» перечитала, сидя в уголке такого дивана. От романов Дюма и Гюго веяло нежной романтикой и уносило из сибирского холода в далёкую Францию, почти знакомый Париж. Видела его как наяву: мосты, улочки, крыши, величественный Нотр-Дам де Пари, королевский Версаль… Может птичкой была в жизни прошлой! (Муж говорит – собачкой!)