Валентин Пономаренко - Сборник рассказов от Электроника из Эрмитажа

Но 22 июня вся предвоенная подготовка пришла в движение и началась работа, которая чуть позже переросла в такую великую эвакуацию, которую ещё не знала история человечества.

Специальная комиссия решала, какие картины снимать с рамок и укладывать в ящики, а какие наматывать на цилиндры. Двух Мадонн да Винчи и одну Рафаэля уложили, не снимая. Огромного «Блудного сына» Рембрандта не тронули и увезли в золоченом багете. А особую кладовую! Несколько женщин закрыли в её помещении, и пока они не упаковали золото и бриллианты, не выходили несколько дней. А потом – долгая дорога, хотя и литерным, в Свердловск…

Ну да, Бог с ними, с чиновниками и инструкторами. Наша страна всегда отличалась политическими и кадровыми парадоксами.

Так вот, прочитав эти строки, ты, дорогой читатель, нисколько не усомнишься в том, что сотрудники электронного отдела, являясь неотъемлемой частью Эрмитажа, тоже были людьми особыми.

В ту пору отделом руководила прекрасная женщина. Красивая и жизнерадостная, дружно сплотившая своих подчинённых. Её всемирно известная фамилия, будто специально была введена Пушкиным в «Онегина», хотя теперь я уже сомневаюсь, кто кого создал. Толи Александр Сергеевич – свою Ларину, толи Ларина, работающая в Эрмитаже, послужила прообразом его Татьяны? А ведь Пушкин часто бывал в Зимнем дворце. Правда, нашу Ларину звали Наталья Николаевна, но вот свою дочь она, не раздумывая, назвала Татьяной. Ведь, грех, не воспользоваться такой фамилией.

Моё, до эрмитажное прошлое, было связано с инженерными и научными коллективами. А всем известно, что в любой профессии, каковых в мире несметное количество, существуют устоявшиеся обычаи, свой, специфический профессиональный диалект, определённые, сложившиеся десятилетиями отношения. Специалисты одной профессии всегда поймут друг друга, в пять минут договорятся, решая ту или иную задачу. А это значит, что любой человек, вылетая из привычной для него атмосферы и попадая в совершенно иной мир, будет всегда чувствовать себя не в своей тарелке. Он долго будет считать себя изгоем, с трудом вливаясь в новые условия и коллектив, чтобы потом, через годы, стать своим и на равных делать общее для всех дело.

Со мной ничего подобного произойти не могло. Даже если не считать характера и способности в считанные дни, без проблем вливаться в любой коллектив. То вливался я…, нет, не на полную пятнадцать, как говорил милиционер Басов прорабу Пуговкину, а на полные восемь лет, в коллектив, не менее родной, чем все прошлые. В отдел инженерный, а инженерные отделы, они и в Африке – инженерные. И, учитывая тот факт, что люди, работающие здесь, были к тому же и особенными, то меня приняли с большой любовью, которую я возвращал все годы нашей совместной работы.

Да, люди здесь работали прекрасные, женщины – красавицы, ребята высококлассные специалисты. Ведь именно от инженеров, в огромной степени, зависела безопасность всех сокровищ, а их по описи, накопилось более трёх миллионов. И если человек, посещая Эрмитаж, поражался не только великолепием, но и бесконечностью выставленных красот, то могу ошарашить – это только три процента, а остальные девяносто семь, лежат в запасниках. Теперь Вы представляете масштабы Вселенной, под названием Эрмитаж?!

Уже через полгода я был знаком, как минимум, с половиной сотрудников, а всего их более двух тысяч, ведь наш отдел имел доступ во все точки музея, а значит, контакт с людьми был неизбежен.

Дотошные посетители, да и друзья за пределами Эрмитажа, неоднократно задавались вопросом: «Неужели Вы так свято верите в электронику? Ведь отказывает всё, а тут несметные сокровища». На что я всегда уверенно отвечал:

«Успокойтесь, ребята, Вы пройдитесь по залам и обратите внимание, сколько сотрудников милиции дежурят в их тихих уголках, а это специальный батальон. Так вот они всегда сумеют заменить любой электронный прибор.

Автомат Калашникова и пистолет Макарова ещё никто не отменял, а безотказность стрельбы гарантируют их великие конструкторы!!!».

Ну, и заканчивая вводную экскурсию по Эрмитажу, отвечу на вопрос: «А далеко ли от здания Зимнего дворца находится ближайшая пожарная часть?». Думаю, далеко. Потому, что та часть, что бережёт музей от огня, находится внутри самого Эрмитажа и в любой момент, мгновенно, исполнит свой долг перед Родиной!

Ведь Зимний, однажды, уже горел и сгорел дотла (Эрмитаж, правда, спасли). Случилось это в декабре 1837 года. И тот подвиг, что совершили солдаты, сохранив для потомков сокровища дворца, отдав при этом многие свои жизни, в какой-то мере, сопоставим с подвигом Эрмитажа в годы блокады, что и позволяет нам любоваться красотой уже третью сотню лет.