Ирина Бйорно: Журавушка танцует на поляне

Она закрыла глаза и зажала нос, оставив лишь малюсенькую щелочку для дыхания. Воздух был искусственным и нечистым. Сама она мылась утром и вечером, переодевала белье каждый день и не использовала сильно пахнущей косметики.

Почему люди не чувствуют этих запахов? Как они могут слушать музыку в такой обстановке? Ей захотелось уйти подальше от звуков, запахов, мелодий, толпы.

«Зачем я сюда пришла? За звуками? За мечтами?» И вдруг ей показалось, что она поняла, поняла тайну звуков! Ведь человечество разъединило звуки в семь нот, семь несвязных звуков. А ведь в природе такого нет, там нет дискретности, нет разрыва, а есть одно большое глиссандо, когда один звук плавно переходит в другой. Но люди разделили звуки, а потом решили скомбинировать эти разделенные звуки – в мелодию.

И тут она вспомнила скворца, который сидел и пел вчера в парке. Она шла домой с работы через парк, и вдруг остановилась. Скворец сидел на ветке и пел в самозабвении, глядя на уходящее солнце. Он пел, как мог, не комбинируя звуки, а просто рождая их. Скворец был сам музыкальным инструментом. Она остановилась под деревом, а тот вдруг смутился и перестал петь. Но потом открыл клюв и выполнил такое глиссандо, катясь по звукам, как по волнам, что у неё захватило дух от такого богатства ощущений.

Она встала и уверенно пошла к выходу из зала. Она вышла, нашла на вешалке пальто и пошла к выходу. Она поняла, что никогда больше не променяет мелодию скворца на семь нот человека, каким бы гениальным не называли эти бесконечные мелодии, повторявшие все те же семь нот.

Она шла к станции метро, и вдруг в кустах увидела скворца. Тот сидел нахохлившись и не пел. Она тихонько приблизилась к кусту, стараясь подойти поближе к этому чудесному инструменту природы. Скворец вдруг вспорхнул, и на лету заквохтал, как курица, словно говоря ей:

– Ну чего ты меня разбудила? Думала, что буду петь по твоему желанию? Нет вот! Не буду! Это вот твои мертвые инструменты играют под команды дирижёра, а я вот – пою, когда хочу! А ты вот так не можешь – жить и делать то, что хочешь! Не можешь!

И скворец улетел прочь, оставив мою героиню со своими мыслями.

Все началось в прошлом году в один дождливый ноябрьский день. Дед сидел домами читал «Жизнь животных» Брэма, а бабка сновала по кухне, готовя курицу на ужин. Тут-то и постучал кто-то в дверь. Обычно в ноябре, да и в такую погоду, чужих в деревне не было. Дачники давно разъехались по зимним квартирам, а постоянные жители деревни – коих было меньшинство – к друг другу по вечерам не ходили.

Стук в дверь не предвещал ничего хорошего. Дед нахохлился и посмотрел в сторону хлопотавшей бабки.

– Ну, чего! Открывай, коли стучат! – заворчала старая.

Деду тогда было 84, а бабке – 72, но оба были крепкими, хотя и постаревшими. Стук раздался опять, но не такой уверенный – послабее. Дед встал со стула и подошел к двойной двери.

– Кто тут? – спросил он громко.

– Откройте, пожалуйста, – пропел мелодичный женский голос.

Дед решился и отвел щеколду, потом прошел через маленькие, холодные сени и открыл вторую щеколду, представлявшую собой толстую металлическую планку, но цепочку оставил, приоткрыв дверь в темноту. За темнотой вырисовался силуэт женщины в пальто с капюшоном. Вода капала с капюшона, и лица видно не было.

– Извините, мне можно у вас обсохнуть часок? С дороги сбилась, а гпс не работает: здесь нет спутниковой связи. Дед засмеялся:

– Нет, не работает здесь. У нас – глубинка. Даже телевизор с перерывами показывает. Ну, заходите. Гостем будете.

Он открыл цепочку и пропустил незнакомку. Женщина в пальто с капюшоном скользнула в сени. Дед опять закрыл щеколду и открыл дверь в теплый, натопленный дом.

– Да вы здесь не снимайте, проходите!

Женщина вошла в комнату и остановилась. Вода стекала с нее прямо на пол, где уже образовалась небольшая лужа. Кот подошел к незнакомке и стал, урча, тереться об ее мокрые ноги.