Наталия Рай - Башня. Книга первая

Так что стоит ли удивляться возникавшей у Татьяны и Лысого ностальгии по чужому миру, которую они неизбежно испытывали, возвращаясь домой после ознакомительных экскурсий? Возможно, это чувство оказалось ещё одним для них испытанием на стойкость духа и верность родному дому: давно, века, на всех перекрёстках изо всей мочи вопящая, но всеми неизменно пренебрегаемая, истина, заново обретённая в сравнении – то, как живём мы, никуда не годится! – была еще больнее…

Лысый понял, что когда они с Татьяной выполнят своё задание и вернутся в родной город, ему придётся закатать рукава и начать что-нибудь делать, чтобы наша жизнь изменилась и чтобы соседи по этому миру хотя бы повернули взгляд в ту сторону, где нормально живут и постарались бы понять, как живут нормальные люди. Может быть, мы просто не знаем, не понимаем, как нормально должна быть устроена жизнь? Не можем поверить тому, что если мы всё нормально устроим, это продержится без милиции хотя бы месяц?

Но всё это – будет потом. Пока же они заканчивали в самом спешном порядке обучение различным спасательным методикам и чистили свои души: перебирали, под безкомпромиссно пристальными взглядами Хранителей, свои жизни, день за днём, разбирались в собственных поступках и понимали, что необъяснимых глупостей и чёрных дел наворочено каждым столько, что любая, самая высокая горная вершина, в сравнении с накопленными залежами душевной грязи, покажется мелкой кочкой. И приходилось признавать очевидность: собственное о себе мнение – о собственном высоком интеллекте и морально-нравственно-этическом состоянии – безумно далеко от того эталона, к которому всякий человек себя считает очень близко подошедшим.

И теперь самым естественным выводом казалось то, что никогда больше ни один из них не проявит ни такого потрясающего равнодушия, ни такой невообразимой злобности, ни такой расхлябанной безалаберности… – ничего того, что постоянно безмятяжно разсыпали каждое мгновение налево и направо…

Они себя просто не узнавали. Лысому было всё-таки проще: он по природе своей был намного спокойнее, более флегматичен. Татьяна же, с её холерическим темпераментом, взрывным характером, безкомпромиссностью и прямотой, оказалась в более трудном положении: ей волей-неволей пришлось понять, что и милосердие нужно раздавать с такой же скоростью и щедростью, с какой до сих пор она раздавала только оплеухи. Словесные, конечно, почему и пребывала в стойком убеждении, что никакого в этом греха нет, а польза – большая. Возможно, что польза и бывала, но всегда, почему-то, оказывалась столь кратковременной, что эта мнимая польза начисто перекрывалось теми далеко идущими негативными последствиями, которые ложились сразу же на саму Татьяну. (Ещё бы ей знать тогда об этом!) Так что впредь она будет поосторожнее с нравоучениями: ибо – лекарю, исцелися сам!

Поскольку Татьяне отводилась главная роль, с неё и спрашивали куда серьёзнее: именно высшая трепологическая квалификация Татьяны и должна была сослужить ей защитную службу при встречах с врагами. На Земле, по крайней мере, Татьяна могла заговорить – любого и на любую тему, причём так быстро и успешно, что люди потом, пытаясь опомниться, только головой мотали: в ней явно пропадал дар великого гипнотизёра! Так что если бы Татьяна вдруг вздумала податься в мошенники и попробовала бы провернуть любую, самую невообразимую аферу, успех был бы достигнут абсолютный. Но теперь ей предстояло не просто заговаривать кому-то зубы, а помериться силами с действительно злым и куда более сильным, чем обычный человек, противником…

И вот, волей-неволей, неумолимо настал день, на который было назначено отправление. Собираться было нечего, потому что сумки упаковать – дело пяти минут. Зато подготовиться в самом деле – умственно, нравственно, душевно и духовно – неизмеримо сложнее, но, кажется, им это удалось. Приходилось в добротность и качество своей хорошей подготовки твёрдо верить, потому что если они подготовились плохо, об исходе мероприятия лучше не думать. Татьяна и Лысый, будто заранее сговорившись, уселись вместе, на заднем сиденьи, а «Жигули» повёл Алексей, и не потому, что машина принадлежала ему: он лучше всех, конечно, знал не только дорогу, но и само место, в которое они ехали. То есть знал, куда и зачем они едут.

Из Твери выбрались довольно быстро, взяли сначала курс прямёхонько на Москву, но потом неожиданно свернули с трассы в какие-то просёлки, а несколько позже вдруг оказались на прямом, как полёт стрелы, скоростном шоссе, на которое Лысый ошеломлённо вытаращил глаза: откуда?!. У «Жигулей», казалось, выросли крылья, с такой скоростью начали мелькать за окном, почти сливаясь в тёмно-зелёную полосу, придорожные деревья. Шоссе, вдобавок, оказалось неправдоподобно гладеньким и ровным, как полированный стол: не то что колдобин, даже трещины асфальта на этой дороге, кажется не было. Татьяна и Лысый молча переглянулись, изумлённые: это где же у нас водятся такие дороги? – и Лысый не утерпел: