Владимир Макарченко: Долгое изгнание. Исторические повести

Все присутствующие дружно и угодливо рассмеялись.

Один лишь Гдалия не принял участие в этих насмешках. Он поднялся со своего места и заявил:

– Люди Иерусалима давно чтят Иеремию, как пророка Господа нашего. Многие разы его устами Господь вразумлял народ к верным поступкам и решениям. О том знают многие. Как такое не стало известно ранее вам, членам Санедрина, я не могу и представить! – Произнеся эти слова, Гдалия присел на свое место. – Огласи им что-то из того пророчества, что записал ты и давал мне на ознакомление. Пусть слушают слова Господа нашего. Может то вразумит их к нужному действию.

– Говори уж! – Милостиво согласился царь.

– Я прочитаю свой свиток. Произнес Иеремия, извлекая из-за пазухи свиток пергамента. – Слушайте то, что повелел Господь наш донести до ваших ушей. «…если бы Иехония, сын Иоакима, царь Иудейский, был перстнем на правой руке Моей, то и отсюда Я сорву тебя и отдам тебя в руки ищущих души твоей и в руки тех, которых ты боишься, в руки Навуходоносора, царя Вавилонского, и в руки Халдеев, и выброшу тебя и твою мать, которая родила тебя, в чужую страну, где вы не родились, и там умрете; а в землю, куда душа их будет желать возвратиться, туда не возвратятся. «Неужели этот человек, Иехония, есть создание презренное, отверженное? или он – сосуд непотребный? за что они выброшены – он и племя его, и брошены в страну, которой не знали?» Еще говорил Господь Саваоф: «За то, что вы не слушали слов Моих, вот, Я возьму все племена северные и пошлю к Навуходоносору, царю Вавилонскому, рабу Моему, и приведу их на землю сию и на жителей ее и на все окрестные народы; и совершенно истреблю их и сделаю их ужасом и посмеянием и вечным запустением. И прекращу у них голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты, звук жерновов и свет светильника. И вся земля эта будет пустынею и ужасом; и народы сии будут служить царю Вавилонскому семьдесят лет.

– Все это сказал тебе сам Господь наш? – Насмешливо вопросил царь. – Или слуги Навуходосора вложили эти в уши твои, чтобы перечил ты решениям нашим и воле нашей скинуть с себя власть вавилонскую?! Стража! Заковать и бросить в яму, как изменника и злопыхателя! Не нужен он нам тут боле.

*****

Пока Иеремия, Гдалия и их единомышленники находились в заточении, царь призвал к себе в помощники своих вассалов из Моава, Эдома и Амона*, а также вступил в союз с финикийскими городами Тиром и Сидоном. А когда ему доложили, что египетский фараон готов поддержать мероприятие воинской силой, Иехония весь наполнился уверенностью в том, что никакой Навуходоносор ему более не страшен и еще неизвестно, кто из них более могущественный государь. Каждое его новое выступление со своими планами в

3 3 *полувассальные Иудее государства, народы которых были этническими родичами евреев

Санедрине принималось с такой шумной поддержкой, что он безоговорочно уверовал в успех своей затеи. Оставалось только искать повода для возникновения военного конфликта. И он не заставил долго себя ждать. Когда сановник Вавилона прибыл в Иерусалим для определения объема дани, которую Иехония должен отправить в казну Вавилона, царь продержал его несколько дней в гостевом дворе, не предоставляя аудиенции. Уже одно это было глубоким оскорблением в адрес Навуходоносора.

– Нервничает? – Интересовался поведением сановника царь.

– Еще как! – Удовлетворенно докладывали ему. – Зверем рычит, когда навещаем его, чтобы разделить с ним трапезу. Призывает на наши головы громы и молнии.

– Тогда гоните его прочь! Я не желаю видеть посланника своего врага. Заодно известите его, что Иудея больше не будет платить дани Вавилону. Никогда!

Сановник Вавилона был позорно выставлен за ворота города, которые тут же были затворены за ним, подчеркивая наперед о невозможности и впредь его пребывания в этом городе.

Когда сановник вступил в тронный зал, где восседал

во всем своем величии царь Вавилона, Навуходоносор Второй, с расположившимися по обе стороны трона царедворцами, по одному виду можно было определить, что произошло что-то далеко не приятное для царя. Горящие гневом глаза, залитое алой краской всегда бледное лицо этого сухощавого человека, когда он склонился в глубоком поклоне перед своим владыкой, перед тем, как доложить о результатах поездки в Иерусалим, уже встревожили умного царя.

– Что-то произошло в дороге? На вас напали? – Опередил царь своими вопросами слова сановника.