Игорь Воронин - Понимать надо! Очерки и рассказы

И тем не менее, всю свою жизнь после 1888 г. он посвятил борьбе с теми идеями, которым он отдал первые 17 лет своей «общественной» деятельности.

2. Покаяние

«Почему о Льве Тихомирове до сих пор не написан роман? – восклицает в начале своего очерка автор наиболее полной биографии ведущего теоретика монархической идеи В. Маевский. – Если бы Достоевский прожил еще несколько лет, ему не удалось бы уйти от соблазна этой темы. Лев Тихомиров не только исключительно интересный образ смятенной души, не только яркая жизнь, но именно тема, замечательная фабула…»

Опубликование Тихомировым в 1888 г. брошюры «Почему я перестал быть революционером» произвела сенсацию. Еще бы: находящийся в эмиграции известный революционер-террорист, убежденный противник «царизма» вдруг становится его сторонником. Не очень умные бывшие «товарищи» даже приписывают совершившееся сумасшествию Тихомирова. Вот, к примеру, разглагольствования В. Фигнер: «Постоянное напряжение воли, столкновения в среде эмигрантов и революционные несчастья, постигавшие в России и за границей все начинания, в конец расшатали его нервы… В этом состоянии отчаяния и распада все суеверия его предков, запрятанные в темных закоулках бессознательного, выплывают из глубин, оживают и завладевают им: он больше уже не атеист, он ищет Бога, ищет указания с небес… Он положительно болен – психически болен…».

Между тем, в статье, вызвавшей далеко не однозначную реакцию в самых широких кругах интеллигенции, Тихомиров вполне здраво объясняет причины своего перерождения. Он «перестал быть революционером», потому что революция – что разрушение, потому что она направлена не на благо России, потому что она предполагает терроризм, потому что революционное миросозерцание чуждо реальности. Наконец, потому что процветание России возможно только при Монархии.

«Всякий русский человек, – писал Тихомиров, должен признать установленную в России власть и, думая об улучшениях, должен думать о том, как сделать их с Самодержавием, при Самодержавии». Он пришел к выводу, что России необходима именно сильная монархическая власть – в связи с «не законченными национальными задачами и с множеством внутренних неудовлетворенных запросов».

Недавний «идеолог бомбы» осознает, что терроризм воспитывает полное презрение к обществу, к народу, к стране; воспитывает дух своеволия, несовместимый с нормальным общественным устройством, и так определяет теперь суть идеи террора – «анархическое всевластие личности и презрение ко власти общества». «У нас это революционное разрушение составляет веру, надежду, обязанность каждого доброго радикала. Все, что есть бунт, протест, ниспровержение – рассматривается как нечто полезное, содержащее зерно прогресса».

Обращаясь к истокам российского революционного движения, Тихомиров четко определяет родство революционеров-радикалов с русскими либералами. Позже эти идеи он разовьет в своей работе «Начала и концы. Либералы и террористы», а пока утверждает лишь, что именно либералы плодят революционеров в России, плодят «не своими ничтожными программами, а пропагандой своего общего миросозерцания». Посему, отвергая идеи революции, Тихомиров, будучи последовательным в выводах, отвергает и идеи либерализма, плюрализма, парламентаризма и т. п. – отвергая следствие, отвергает и причины.

Тихомиров понял еще одну интересную вещь: «Фантазерское состояние ума, обычное во всем среднем образованном кругу нашем, достигает высшего выражения у революционеров… Действительность всецело рассматривается сквозь призму теории… В русском способе мышления (говорю об интеллигенции) характерны две стороны: отсутствие вкуса и уважения с факту, и наоборот: безграничное доверие к теории, к гипотезе, которая радует, давая кажущееся понимание явлений без утомительного напряжения ума, неизбежного при обобщении фактов».

Патриотическое чувство и русский идеал – с одной стороны, космополитизм революционной идеи и ее стремление к разрушению – с другой. Выстроенная таким образом дилемма дала ему возможность определить, на чьей он стороне. Духовная родина русских революционеров – Европа – не была его родиной, как не была ей и столь любимая революционерами Россия будущего, в которой не останется ничего русского. Жизнь во Франции и Швейцарии, личные наблюдения, а не голые теории, позволяли Тихомирову сделать правильный и честный выбор в пользу русского идеала, который он понимал гак: «не разделение, а союз: союз людей с Богом, Государства с Церковью и братский союз людей между собой».