Владимир Вольфсон - Настоящее

— Глядь! Грачи прилетели.

— Это ты глядь, — говорю я, отряхиваясь, — внимательнее. Нет тут твоих грачей, братан.

Любая правая идеология на самом деле порочна не только потому, что порочна любая идеология как нарушение отношений субъекта и объекта (первому положено принимать последний, а не стараться обратить его в принадлежность, его «иметь»). Правая идеология порочна еще всегда потому, что она не только желает манипулировать объектом, но и вменяет ему вину — он пошел не тем путем; и совсем плохая новость для объекта — правые на голубом глазу сообщают ему, что они его вернут в то состояние, в каком тот обязан быть. В состояние Исхода. В ту точку, о которой они имеют смутное, но чувственное видение.

Русские, уютно, по-маниловски возомнившие себя и окружающих русских «русскими» в терминах февраля 1917 года, израильские евреи, считающие себя евреями в терминах до разрушения Второго Храма, Гитлер, объявивший немцев германцами времен Нибелунгов, Муссолини, который, по крайней мере, имел и очень осязаемые, и на уровне genius locii соблазны солгать римским итальянцам, что они римские квириты, — все перечисленные лжецы суть источники заразы, скажу я вам терминами П. Н. Мамонова. В терминах же психогенезиса фантазии — это, должно быть, истерика и нарциссизм, нарциссизм и истерика, интуитивно интерпретируя Лакана, думаю я — и вряд ли ошибаюсь. Но не о генезисе речь. А о заразе. И, сравнивая эту заразу с левой идеологией, к которой, естественно, Консервативная партия относится тоже отрицательно, я бы даже сказал, что левые не так страшны, как правые, потому что мстить реальности за то, что она не такая, какой грезится, это не так некрофильно и капрофагно, как мстить ей за то, что она не такая, какой когда-то была или могла бы когда-то в прошлом быть, но избрала другой путь.

Фокус в том, что Консервативная партия, отрицающая идеологию в принципе и взывающая лишь к тому, чтобы поддерживать живое, а хоронить мертвое, и бить по рукам тем, кто хочет подчинить живое своему неспокойному эросу, очень быстро приведет общество к гармонии, имеющей пластический и художественный вид радикально более древний, чем в своих пуберантных фантазиях намечают правые.

Но я не имею фантазий на этот счет. Я приму этот мир таким, как он будет. Выбор пути в будущее определяется не целью, о которой мы не можем иметь представления и которую нельзя подменять миражами, а заданным направлением и простыми правилами ориентации.

В итоге мы придем не к «России, которую мы потеряли». Мы придем в мир, о котором мы всегда знали, но успели забыть.

Четырнадцать лет назад в шестом часу вечера, когда зелень становилась малиновой, в Луангпрабанге, в Лаосе, с высокого холма триумфально озирая коричневый Меконг, я вдруг заметил, как с десяток лодок по сигналу пустились наперегонки. Это была регата. А команды гребцов состояли из монахов в оранжевых тогах. И это снесло мою голову, крошка.

Это могло быть только здесь и сейчас.

Еще я помню вечер на Тогеанах, я остался один на веранде бунгало и пил самогон из полиэтиленовых пакетиков, которые на остров Кадидири из Вакая завезли специально по моему заказу, и шипел прибой — была полная луна. И не было никакой регаты. И тоже был момент, когда я понял: этому не повториться.

А однажды, когда мне было тринадцать лет, я нашел свои фотографии, на которых мне шесть или семь, посмотрел на них — и расплакался.

Вы же, признайтесь, всегда знаете о реальности то, что она не полностью настоящая. То ли потому, что копия по большей части достоверна, то ли по другой причине вы и не протестуете: ну да, не настоящая, но, говоря по совести, так ли ей это мешает? Еще один бразильский дон Педро, мало ли их? Живем же как-то с этим.

Так или иначе, реальность, не будучи настоящим, развивается по предписанному сценарию, и это давно не секрет. Автор, понятно, стоит за полупрозрачной пленкой, прикрывающей дверной проем, — не хочет, чтобы к нему в комнату залетала пыль от нашего бесконечного бедлама, который он же нам и выдумал — устроил нам ремонт, краев не видать.

И вот тут, внимание, выясняется, что это — не вся еще правда о реальности. Есть в реальности еще кое-что, о чем вы хотели бы спросить Вольфсона. И я вам скажу. Помимо написанной, имеющей сценарное прошлое и будущее, имеется ни фига не написанная, абсолютная ан зих, реальность, то есть — настоящее. И это — реальность подлинная. Шутки в сторону.