Иллона Александрова - Когда время становится отрицательным

Было около двенадцати ночи, когда девчонки позвали меня к окну, взглянуть на ночную жизнь лагеря. Напротив наших окон было крыльцо другого женского барака. Юрка и Ярик Ермолаев, не торопясь, поднимались по ступенькам. «К бабам пошли» – сказала Ольга Друженкова и отвернулась от окна. Я смотрела, как зачарованная. Мне было очень обидно. Я почему-то считала, что мальчишки из моей группы должны принадлежать только нам. А эти ночные вылазки – просто предательство. Смешно, но всего час назад Юрка нас уговаривал остаться у него. И, если бы мы остались, то кто-то другой сейчас завидовал бы нам. Я даже не думала, что в лагере могут происходить сексуальные оргии, наподобие Содома и Гоморры. Я была так уверена, в чистоте и невинности мальчишек. Мы же еще были детьми и самое большее, что можно было позволить себе – поцелуи. Наивная! Я не была готова к такому исходу событий. Хотя в чем предательство?! Одни девчонки не захотели пообщаться, почему бы, не воспользоваться гостеприимством других. На крыльцо вышла староста 28 группы Ленка Орлова и ее подружка Маринка, они, вчетвером, постояли несколько минут о чем – то, оживленно, беседуя, а потом скрылись в глубине барака. На следующее утро я даже не вспомнила о ночном происшествии, но неприязнь к девчонкам из 28 группы отпечаталась где-то глубоко внутри.

Наши мальчики практически перестали нас замечать, в основном общаясь с 28 группой, всем видом показывая, что мы упустили свой шанс познакомиться поближе. Мне казалась, что Юрка там, в кого-то влюбился. На здоровье, он меня ни сколько не интересовал, как представитель противоположного пола. Меня заботило другое – власть ускользала у меня из рук, ко мне потеряли интерес. Я бесилась. Я чувствовала, что начинается война, противостояние. Есть два враждебных лагеря, и есть те, кто будет держать нейтралетет. Стоило только определиться с методами ведения военных действий, но это право мелочи, когда назревает грандиозный конфликт. Мишка Майзельс и Лешка Мостовой пока не проявляли по отношению к нам особой агрессии. Мостовой вообще откопал себе в напарники тихую, застенчивую девчушку и окучивал с ней морковку, не разгибая спины. Я не помню, когда я выделила Палыча, действительно вдруг подняла глаза и увидела. И, тогда я определила направление первого удара – я поспорила с Мостовым, что Палыч в меня влюбиться. Если что-то сорвется, так это был только спор и все взятки гладки, а если получиться то… Я первый раз в жизни не была уверена в победе, видно потому что очень хотела победить. Если бы я представляла, к чему приводят подобные детские игры и как они могут быть опасны. Но тогда я на все смотрела легко.

При том я тоже не упускала своего, преследуя цель познакомиться, как можно с большим количеством парней нашего курса. Каждый вечер после трудовой повинности, я уходила с поля, окруженная толпой поклонников. Климов, в очередной раз, приехавший в колхоз, наблюдая эту картину, был очень не доволен.

В один из последних дней, перед отъездом из Бугров, я набрала целый мешок морковки, его не возможно было просто поднять, не говоря о том, чтобы вынести с поля. Палыч с Юркой были так внимательны, что предложили свою помощь в транспортировке мешка до автобусной остановки. Хотя высказывался и альтернативный вариант вообще оставить меня в лагере. Вместе с мешком. Но я его наверно не одобрила. Наконец, они ушли с поля, а мы с Ольгой что-то замешкались, и когда через минуту вылезли на шоссе, ведущее в лагерь, то были неприятно поражены. Шоссе было пустынно. Никого, ни единой живой души, только у обочины красовался мой неподъемный мешочек. Я дала выход своему гневу, припомнив все слова из нецензурного лексикона. Как можно было бросить мою ценнейшую поклажу на произвол судьбы! Мои вопли еще долго разносились над пустой дорогой, пока, видно вдоволь насладившись моими познаниями в области «изящной литературы», наши мальчики не высунулись из противоположного кювета. Поднатужившись, Палыч, взвалил мешок на плечи и доставил его к автобусу. Я уехала. В Девяткино, на платформе меня уже ждал другой носильщик. Скоро наша работа в колхозе благополучно завершилась…

В октябре началась учеба, мы с девчонками опоздали на первое же занятие по анатомии, парни посмотрели на нас презрительно. Меня ждал сюрприз – пресловутый «сорок третий номер» оказался у нас в группе. Его звали Зураб Рамазович Аблотия. Он меня тоже сразу узнал но, быстренько оценив ситуацию – принял сторону парней. Их успехи в освоении программы первого курса еще больше разделяли нас. Мы с девчонками, как не старались, хватали одни неуды. Я стала безбожно прогуливать институт, мне некогда было учиться. Иногда, бывало, соберусь, и вдруг звонит Серега и уговаривает сегодня не ходить на учебу, а банально – пойти в кино. Долго уговаривать меня не приходилось. Да, и к тому же мне нравилось набрать побольше хвостов, потом разом все отработать – и со свежими знаниями – на экзамен. «Пятерка» вела себя сносно, или просто я слишком редко появлялась на занятиях, что не могла точно оценить «сносность» этого поведения.