Сергий Чернец: Бабушкины рассказы

– Ни вовек-то, говорит сорога-рыба, не горело озеро наше, а глаза красные от слез моих овдовелых.

Говорит сом-рыба:

– Слышишь Ерш, добрый человек! Сорога-рыба в глаза тебя обвинила.

– А сорога тут же примолвила:

– Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает!

Ерш не унывает, да на бога своего уповает.

– Есть же еще у меня свидетели: окунь-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче у него крылья красны.

Опять: стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туда же понятых (это государственные посыльные), приходят к окуню и говорят:

– Окунь-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.

И приходит окунь-рыба. Говорит ему сом:

– Скажи, окунь-рыба, горело ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина?

– Ни вовек-то, – говорит, не горело наше озеро! Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает, а что перья красны, – на солнышко выскакиваю, когда мальков гоняю, вот и опалился.

Ерш не унывает, на своего бога уповает, и говорит сом-рыбе:

– Есть же у меня в том свидетели: щука-рыба, вдова честнАя, притом не мотыга, на месте сидит, скажет истинную правду. Она на пожаре была, головешки носила и поныне у неё спина черна.

И снова: стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей туда же понятых, приходят к щуке и говорят:

– Щука-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.

Щука рыба, подходя к рыбе-сом, кланялась:

– Здравствуй, ваше величество!

– Здравствуй, щука-рыба, вдова честнАя, притом не мотыга (не проматывает, значит, добро свое), – говорит сом, – горело ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина?

Щука-рыба отвечает:

– Ни вовек-то не горело наше озеро Ростовское! Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает! А что спина черна, так на солнышке загорела, когда я среди кувшинок и травы стою под поверхностью воды и добычу ожидаю-караулю.

Ерш не унывает, да всё на своего бога уповает:

– Есть же, есть, – говорит, – у меня свидетели: налим-рыба на пожаре был, головешки носил, и поныне он черен весь.

Снова: стрелец-боец (это рыба елец), карась-палач, две горсти мелких молей (что по верху плавают, чиклейкой называются) туда же понятых, приходят к налим-рыбе и говорят:

– Налим-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.

– Ах братцы! – говорит налим, – Нате вам гривну за труды и на волокиту; у меня губы толстые, брюхо большое, в городах не бывал, пред судьями не стаивал, говорить не умею, кланяться не могу.

Эти государевы посыльные и пошли по домам. А тут поймали ерша и посадили его в петлю, да на берег выкинули. По ершовым молитвам бог дал дождь да слякоть. Ерш из петли-то и выскочил. Пошел он в Кубинское озеро, из Кубинского озера в Трос-реку, из Трос-реки в Кам-реку. В Кам-реке идут щука да осетр, а ерш им говорит:

– Куда вас черт понес? Не ходите выше по течению, я там был и хорошего не видел!

Услыхали рыбаки Ершов голос тонкий и стали Ерша ловить. Пришел Бродилка-рыбак – бросил ерша в лодку себе, пришел Петрушка-рыбак – бросил Ерша в плетушку свою:

– Наварю, говорит, ухи, да и покушаю.

Тут и сказочке конец, а уха из ерша и без хлеба хороша да навариста, хлебай её горячую и питательную!

Наша деревня не зря называлась Старая. У нас, ближе к лесу и поросшая тонкими деревцами вокруг, стояла разваленная и обгоревшая барская усадьба, её ещё называли Даниловской усадьбой. Это был большой двухэтажный дом без крыши, с пустыми проемами и дверей и окон. И еще пара домиков одноэтажных, стоящих среди лесочка квадратными каменными коробками. Усадьбу сожгли во время революции в 1917 году. А потом она заросла чапыжником и березками вокруг.

Развалины находились недалеко от лесной старой дороги в район. В недавнюю пору, говорят после Войны (1945), построили колхозники новую дорогу по косогору, – наверху дальнего от реки конца деревни. По лесной дороге, мимо старой усадьбы, редко ездили машины, но постоянно ходили люди пешком, чтобы не делать крюк километра два, и ездили на телегах запряженных лошадьми.

Провинция, уезд – по старинному, деревня затерянная в лесу – это особая своя страна, особый мир: там мельчайшие слухи и вести растекаются во все стороны не хуже радио, все встречаются в магазине, он один на 5 или 6 деревень. А телевизоров там мало, у некоторых домов нет антенн, повешенных на длинных восьмиметровых шестах-палках.

Вначале, давно ещё, мальчишки и юноши бегали в развалины Старой (деревни), «на усадьбу», играть. Но случилось, что погиб один из мальчиков, – упал с высоты второго этажа на камни и ударился об камни головой. Тогда же родился слух, превратившийся в легенду, в миф, обрастая в молве народной подробностями. И вскоре во всех трех и в других деревнях многие жители твердо знали и верили, – что среди развалин усадьбы, под камнями лежит обгорелый барин Данила. И что по ночам он вылазит из-под камней и ходит по всей усадьбе и вокруг и горько плачет, взывая о погребении, он желает обрести себе могилу. И мальчика именно тот, обгорелый Данила-призрак столкнул со второго этажа, так как была уже ночь, хоть и летняя, светлая. В развалинах, скрытых за ветками было уже темно.