Марзия Габдулганиева - Форель и Полонез Огинского. Женские сказки

Когда по вечерам солнце стало садиться не в тёмно-жёлтые облака, а в свинцовые тёмно-синие тучи, и по ночам со стороны гор стали дуть ветры с запахом свежевыпавшего снега, бабушка попросила внучку позвать соседку,

– Лола-джаным, позови моего племянника, поговорить с ним хочу, – обратилась старушка к молодой женщине.

Гульбахор в страхе затаилась. Давно, ещё маленькой, она подслушала разговор бабушки с соседкой. Та спрашивала, почему они, старая да малая, не переедут к родственникам, есть же у них родня в соседнем селе.

– Нет, – отвечала бабушка, – каменное сердце у них. До последних сил будем одни жить. Вот будет невмоготу, тогда подумаем.

Племянник жил в соседнем кишлаке. Гульбахор вспомнила, как с его приездом прохлада окутывала её сердце, словно ледяным покрывалом. Тогда она поняла, что значат слова бабушки «каменное сердце». Если само присутствие бабушки вселяло в неё надежду и веру, обволакивало теплом, то нахмуренный и мрачный вид дяди ничего доброго не сулил.

И сейчас девушку обволокло холодом, но этот холод был от предчувствия зимней погоды, от близости воды, от холодного ветра, от невозможности пошевелиться. Вдруг люди уже идут по её следу, лучше перетерпеть, чтобы не нашли. Руки под животом затекли, и она, понемногу вытягивая их вдоль туловища, пыталась принять более удобное положение, чтобы размять окоченевшие суставы. Неловко задела кусты камыша, и тут же поодаль послышался шорох. Гульбахор замерла. За шорохом последовало приглушённое водой мурлыканье, похожее на кошачье. Камышовый кот! По доброй воле никто не хотел бы встретиться с этим вольнолюбивым представителем кошачьего племени. Одно утешение, кот не подпустит к себе никого, кто будет идти напролом через его владения, Ей повезло, что она так тихо проползла и не потревожила кота, не нарвалась на его когти.

Хорошо, что бабушка умерла в прошлом году, и не видит свою внучку. Кто его знает, смогла бы она защитить её от придирок и издевательств дяди. Чего только не наслушались они, живя в его доме: и попрёки каждым куском, и требования выдать лишнюю обузу замуж. Но понимал жестокосердый, что, если выдать Гульбахор замуж, некому будет следить за полуподвижной старухой, и особо сильно не настаивал на замужестве сиротки. И бабушка изо всех сил цеплялась за жизнь в угасающем теле, знала, какая участь ждет любимую внучку без неё.

– Гульбахор, терпи, милая, терпи, я не дам тебя в обиду, не выдам тебя замуж раньше пятнадцати. Спасибо говори своему дяде, молись, не оставил нас без куска хлеба, не гонит. Пока ты при мне, не тронет он тебя.

Жена дяди, забитая и молчаливая женщина, по-своему жалела незадачливых родственников, подсовывала лишний кусок девочке, когда муж не видел, не заставляла работать на грядках, всего-то и повинности у неё было – натаскать воды и держать в чистоте дом и двор. Бабушка научила внучку шить, и добавилась обязанность обшивать всю большую дядину родню. Единственное, из-за чего сокрушалась старушка, что Гульбахор так и не продолжила учёбу. Племянник не пустил дармовую работницу после окончания четырёх классов в школу, заявив, что для замужества она не нужна, и добавил сердито и зло, обращаясь к бабушке,

– Много ли счастья принесла учёба твоей дочери, выучилась на учительницу и с позором приехала!

Только сейчас поняла Гульбахор, почему так плакала бабушка при расспросах о родителях. Выпытала у неё, что училась мама, бабушкина дочь, в столице в педагогическом училище. Ездили тогда по кишлакам ташкентские профессора из разных вузов, агитировали учиться, и мать, юная тогда девушка, уехала с мечтой стать учительницей. Вернулась в кишлак через четыре года с маленькой дочкой и мужем другой национальности и другой веры. Родные не приняли её выбор, вынудили развестись с мужем – иноверцем. Отца Гульбахор выгнали из кишлака, а молодую женщину просватали за достойного, с их точки зрения, мужчину.

И тут бабушка затряслась в рыданиях, закрывая рот платком, чтобы не услышали домочадцы,

– Балыкаем, балыкаем, довели, руки наложила… Внученька, доченька, цветок мой весенний, обещай мне, что никогда не наложишь руки на себя, не возьмешь смертный грех на душу. Как бы ни было тяжело тебе, помни о родных, помни о душе своей, что останется бродить неприкаянной.

Вот и лежит теперь внученька в камышах, сбежала от ненавистного мужа. А как мечтала, чтобы муж оказался молодой да красивый! Ведь знала, что со смертью бабушки одна ей дорога – в замужество, ненавистное заранее, так пусть хоть избранник будет молодым, не старым. Оказалось, просить надо было у Аллаха мужа доброго, а не молодого. Места живого не осталось у Гульбахор на теле, вся в синяках. Получала от мужа ласку и ногами, и плетью. Сколько лет могла бы она так протянуть, неизвестно. Этой ночью особенно жестоко избил муж ни за что. Сначала не понравилось, как ублажала его, потом придрался, что недостаточно смирения выказала, потом выместил злость за то, что она год, как законная жена ему, а ребенка родить не может, не травит ли она случайно его законного наследника, не успев зачать. Как заснул, так и хотела петлю соорудить тут же на пороге и повеситься…