«Да, это не сон». Резкая и сильная боль в правом подреберье моментально опустила сказочника на землю. С трудом заставив себя улыбнуться, он миролюбиво проговорил:
– Здравствуйте, уважаемый Илья Абрамович. Простите, если оторвал Вас от житейских забот. Однако же сегодня воскресенье, к тому же Троица. Большой день. Порядочные люди торопятся в церковь, а не к банкомату.
– Вы это завтра Шпигель объясните, да? – сверкнул глазами разгоряченный Бральвага. – Утром мне нужно расплатиться с режиссером агитационного предвыборного ролика нашего мэра. И – какая там церковь, да-а? я человек не верующий. Мой папа жил согласно талмудичекой мудрости. Я же и талмуда в глаза не видел, да? Вот мой бог! – Бральвага вытащил из-за спины барсетку и нежно похлопал по ней. – А мне что Троица, что Четверица, что Пятерица, все одно. Лишь бы денежные знаки водились, а поверить я готов во что угодно, да? Хоть в фэншуй, хоть в черта лысого. Есть деньги, ты живой. Нет денег, ты труп. Да?
Бральвага неожиданно побледнел и медленно поднял на сочинителя застывший совиный взгляд.
– Вы… вы… во вче… вчерашней газете, – пробормотал он, заикаясь. – Со… сообщили, что вы… вы… после долгой и тяжелой болезни… Того… А вы живой, да?
– Вышло маленькое недоразумение, уважаемый Илья Абрамович, – пояснил сочинитель. – Все дело в том, что у людей разное чувство юмора. Когда я лежал в онкологической клинике, туда позвонили из растяпинской администрации, из отдела культуры, какая-то очень серьезная дама, узнать, как я себя чувствую. А поскольку чувствовал я себя там хуже покойника, то так и ответил: «Писатель Алексей К. только что умер». Очевидно, мою шутку дама приняла всерьез, и меня спешно похоронили. В самом деле, чего особенно церемониться? Я не какой-нибудь банкир или политик. Всего только – сказочник. По мнению иных башковитых, если ты ничего не умеешь делать, то непременно станешь писателем. А я к тому же страшный лентяй. – Сочинитель устало посмотрел на Бральвагу. – Только Вы, пожалуйста, никому не говорите, что я жив, – попросил он, – потому как я задумал исцелиться от окамененного бесчувствия с помощью таинства литературы. Но если вдруг что-то не получится, тогда я уйду из жизни, никого особенно не потревожив, ибо умирать дважды в России – дело накладное.
Так как речь зашла о деньгах, Бральвага оживился.
– О да, – сочувственно вздохнул он. – Что родиться, что умирать – в нашей стране одни убытки… да, тут я недавно с Шельмовским пересекся. Знаете Шельмовского? Это директор ООО «Вечность», серый кардинал ритуальных услуг Растяпина. Так вот, хороший гроб у него весит тысячу баксов. А памятник, да? Дерьмо брать кому захочется? Мраморная крошка некачественная. Экономит Шельмовский. Шельма, да? – заразительно захохотал Бральвага. – По фамилии и житие. Ну ладно! О чем бишь я? Мраморная крошка – деньги на ветер. Самое выгодное вложение капитала – это гранит. Черный гранит, да? И кованные металлические розы. Строго и со вкусом, да? Эх, – вздохнул мечтательно Бральвага. – Если б Шпигель позволила мне прорекламировать цеха Шельмовского, я бы… я бы такой куш урвал. В России хорошие деньги можно заработать на трех вещах – на рождении, на водке и на смерти. Эх!
– Я помогу вам, – неожиданно сказал сочинитель. – Вы заработаете деньги на смерти. Шпигель позволит вам прорекламировать цеха Шельмовского. А если не позволит, то вы сами себе позволите эту невинную шалость. Ведь вы же коммерческий?
– Да, я коммерсант! – воскликнул с гордостью Бральвага. – Но надо мной стоит Шпигель. А с этой старой немкой каши не сваришь. Повсюду ей мерещатся заговоры и обманы. Чтоб ей пусто было, этой гарпии, да? Однажды я хотел пустить предприятие Шельмовского бегущей строкой. Так нет, Нелли Николаевна заподозрила, что я решил заработать на «Вечности». – Бральвага лукаво взглянул на сочинителя. – Так вы правда обещаете? – спросил он.
– Правда.
– Хм, – нахмурился Илья Абрамович. – Сколько процентов от выручки я буду вам должен?
– Пустяки. Мой гонорар – это ваше согласие поучаствовать в магическом театре.
Бральвага недоверчиво покосился на сочинителя.
– Что это за магический театр? – быстро спросил он. – И почему я должен в нем участвовать?
– Вы – деловой человек, Бральвага, – ответил сочинитель. – Для вас это весьма выгодное предложение. Вам сколько лет? Тридцать семь? Критический возраст. Седина в бороду, бес в ребро. Чтобы избежать душевных потрясений, вам необходимо обновиться, сбросить с себя старую кожу. Не зря для поэтов сочетание «тройки» и «семерки» было роковым. Я помогу вам… если вы поможете мне и дадите согласие.
Читать дальше